ТО В ЖАР, ТО В ХОЛОД

На дневку, посвященную Неройке и тридцатилетию Саши Коржа, встали на левом борту левого притока Кобылы-Ю, сплошь забитого снежной пробкой. Пока ходил вниз посмотреть, есть ли поблизости вода, устал, как финишировавший марафонец. Ни о каком ночном восхождении на Неройку (рассматривался и такой вариант) в таком состоянии не может быть и речи. А сейчас отлежимся, отпразднуем день рождения Рафинада, а заодно и восьмидесятишестилетие моей бабушки. За палаткой предпраздничная суета и обсуждение перечня приготовляемых блюд. Пульс с 72-х ударов, наконец, снизился до 52. Пятый участок начали лихо и, если удастся втянуться, то будет здорово.

Тихое, сказочное утро. Чудеса, вчерашнюю усталость словно унесло ветром вместе с комарами. Поднимались на Неройку с юго-востока. Все склоны горы, как ножевыми ранами, покрыты разрезами шурфов, так что гору впору переименовать на Ройку. На том месте, где карта утверждает о существовании заброшенной базы Неройка, располагается одноименный поселок с тремястами жителями, магазином, столовой, детским садом и т. д. Боря Васин ратует за создание в нем кемпинга, благо освещение и отопление гарантировано. Рядом с поселком кварцевый прииск, добытый в нем песок отправляют вертолетами в Саранпауль. Топливо оттуда же забрасывают по зимнику. Местные гордо утверждают, что аналогичное месторождение существует еще только в Бразилии.

Наиболее круто вершинное ребро Неройки. Слева оно обрывается уступами к широкой бессточной котловине, в центре которой к концу лета, возможно, появляется озеро — сейчас там все забито снегом. Глубоко внизу справа маленькие зеркальца двух озер. Спуск к ним еще более крут. Все гребни обрываются отвесными стенами каров.

В ночь на 22 июня первый и последний раз я спал вне палатки. Очень долго не мог уснуть. Мешали жужжание одиночных комаров и металлический грохот куска полиэтилена под порывами ветра. Среди ночи был исключительно красивый момент. Кроваво красные облака, подсвеченные снизу солнцем, быстро бежали по небу.

Под утро разоспался. Фредди пришел будить меня персонально, когда полкоманды уже поедало классический омлет, от которого Рафинада уже почти по-настоящему тошнит. Я доел за ним. Серега Симаков тоже почему-то не ест. Галеты он отдает Разборычу, омлет — Васину.

Прошли поселочек Неройка. Домики аккуратненькие, возле каждого крохотный огородик. В общественных местах привычный нам пейзаж: грязь, какие-то перегнутые металлоконструкции, обрывки шлангов, обломки контейнеров. Вокруг огромной лужи в центре поселка носится свора собак. Одна из них, лайка, увязалась за нами.

Вверх по левому берегу Щекурьи идет хорошая дорога. Холм в истоках реки она огибает справа, забираясь на более высокий перевал. Левый, хотя и ниже, но, вероятно, узковат и менее удобен для прохождения.

Вечером разразилась сильная и долгая гроза. Спал как никогда крепко, несмотря на сильно ухабистую площадку, которую некогда было выбирать, а тем более усовершенствовать вчера вечером перед лицом грозной тучи.

Вышли только в девятом часу. Скоро стало ясно, что лихого передвижения не получится. Спуск к Манье вел в глубокий каньон. Решили его обойти, но и это не принесло особого успеха. По крутому и скользкому после грозы травянистому склону, затем по снежнику скатились на дно бурного правого притока. Перешли его по двое стенками и лесом напрямик вышли к тропе, идущей в верховьях Маньи. Никакой дороги вопреки информации с карты в долине реки не существует. Симаков сбегал на противоположный берег и убедился в этом, обследовав долину по всей ее не очень большой ширине.

Серега молодец. Вместе с нами на самом сложном участке экспедиции кроме него идут еще Володя Шадрин и Дима Гафиатуллин, но Серега Симаков сознательно или нет, но великолепно один выполняет все функции вспомогательной группы. Дает мне отдохнуть — плетусь в хвосте группы, глазею по сторонам, а иногда даже позволяю себе остановки для фотографирования.

В долине Маньи мы допустили простую ошибку в ориентировании. При переходе с карты масштаба 1 : 200 000 на 1 : 500 000 не перестроились и несколько преждевременно начали набирать высоту по тяжелому склону с высокой мокрой травой, но, поздновато поняв ошибку, благоразумно вернулись к реке.

За 10 минут до обеденного привала хлынул холодный сильный дождь в сочетании с порывистым ветром. Стало противно. Через 15 минут выглянуло солнце. Стало приятно. Сейчас снова противно. Дует сильный ветер и из-за горы несутся прямо на нас тучи.

— Господи, пронеси! Господи!— выкрикивает заклинания Рафинад.

К концу обеда разболелась шея от непрерывного посматривания на запад, откуда дует сильный ветер и налетают тучи.

Ошибка, а вместе с ней дождь, повторились после обеда. Теперь мы стали жертвами генерализации «пятикилометровой» карты, а также моей глупости. Ни с того ни с сего, ни разу за день не заглядывая в карту, мне втемяшилось давать советы Сереге. Благодаря этому вмешательству перевалили в долину Парнука не самым простым способом. После короткого спуска вниз по его долине, встали на ночевку. День получился сродни вымученному преферансному «шестерику» — тяжелый, трудовой, который мало чего дал, но принес удовлетворение.

Утром решил идти спокойно и не спеша, так как вчерашние рывки меня порядком вымотали. Два перехода шли напрямик по негустому смешанному лесу, потом еще четыре перехода по тропе под дождем. Над кронами деревьев возвышаются остроконечные вершины гор, временами заволакиваемые облачностью. Рафинад восхищается этой красотой и рекомендует построить здесь кемпинг. Я послал его с этим предложением к Боре Васину, он, по-моему, не пошел.

Обед был под жестоким дождем, долгим, сильным и непрерывным, именно таким, каким проверяется стойкость. Мы с Рафинадом и Фредди обосновались у большого камня, накрыв его целиком куском полиэтилена. Ветер завывал, бросая под тент пригоршни воды, но все же минимальный уют был создан.

Самое жуткое — после обеда надевать мокрую одежду, а поверх нее взваливать рюкзак. Пошли. Дождь. Слева остается простой перевал. Хочется идти туда, а не вправо под темные, страшные, точно ртутью налитые тучи. Ветер вырывает карту из рук. Успеваем убедиться, что нам направо. Скользкие камни, дождь. Озера. Первое, второе, третье. Второе своей С-образной формой напоминает известное озеро Псенодах на Западном Кавказе. Воспоминания о Кавказе, его знойных пляжах, наполненных солнцем не поднимают настроения. Наконец, четвертое, очень большое (более двух километров длиной) озеро. Почти наполовину оно покрыто льдом. Настроение упало от вида круч, спадающих к озеру. Некоторые из нас, похоже, и не видели раньше таких неприветливых осыпей и плит.

Краткое совещание. Дождь. Решаем подниматься по скальным полкам на точку, кажущуюся наинизшей в гребне. Временами она пропадает из виду в облаках. Очень медленно и аккуратно вылезаем на седловину. Согласно записке, мы на перевале Пион.

В долину Повсяншора ведет кулуар, забитый снегом. Он весьма крут, а кроме того в верхней части снег покрыт предательской корочкой льда. Лайка, которая несколько дней неотступно идет за нами, скулит от страха. Спускаюсь вниз лицом к склону. Подскальзываюсь, но удерживаюсь. Мною овладевает испуг. Я замираю, успокаиваю дыхание, отвлекаюсь, стою, как штангист перед решающей попыткой (будучи верующим я, вероятно, перекрестился бы) и подчеркнуто медленно продолжаю спуск.

Мимо меня кубарем с ужасом в глазах проносится наша несчастная лайка. Ниже она врезается в Рафинада, и это позволяет ей вскочить на лапы.

На ночевку встаем на дальнем конце большого озера. Дров почти нет. Андрюха Зорин— молодец, сходил за ними куда-то вниз. Снова припустил дождь. Насквозь сырые залезли в палатку.

<< Назад  Далее >>

Вернуться: Н.Рундквист. 100 дней на Урале