НАЧАЛО ТУРИСТСКИХ ТРОП...

1933 год. Москва. В воздухе заметно чувствовалось дыхание весны, и капель звонко ударялась об асфальт. На деревьях начинали набухать сочные почки. Приближение весны почувствовали и мы — двадцатилетние парни с завода «Каучук», она звала нас в дорогу, в неизведанные края нашей необъятной страны. На одном из первых собраний недавно организованной при заводском клубе секции Общества пролетарского туризма и экскурсий (ОПТЭ) (ОПТЭ—единая туристская организация тех лет. В 1936 году била реорганизована в Туристско-экскурсионное управление ВЦСПС), бурно обсуждались планы будущих путешествий. После долгих споров было решено, что для начала надо отправиться в горы Северного Кавказа и побывать на Кавказском побережье Черного моря. Подготовка к путешествию была начата уже на следующий день.

В те годы это было весьма сложно. Основной трудностью был, конечно, финансовый вопрос, так как ехали в путешествие полностью за свой счет, поэтому всю весну и половину лета пришлось копить деньги, урезая себя во многом. Было трудновато с продуктами — ведь в то время в Москве еще действовала карточная система. Очень сложно было раздобыть необходимое туристское снаряжение, а о том, что нам может понадобиться в путешествии, мы имели весьма смутное представление.

Наконец подготовка закончена. Наша нальчикская группа туристов — десять ребят и девчат, в назначенное время собрались на Курском вокзале. Наш начальник — Коля Волков в последний раз придирчиво проверил готовность к путешествию. Все намеченное взято. Правда, впоследствии, уже в горах, выяснилось, что кой-чего мы не взяли, а некоторое, что нам казалось необходимым, не понадобилось и было лишь ненужным грузом.

Вскоре скорый поезд Москва—Тбилиси плавно отошел от шумного перрона, увозя нас в первое в жизни далекое путешествие, а за окнами остались провожающие нас друзья, многим из которых по разным причинам не удалось поехать вместе с нами.

Нам было немножко грустно покидать столицу и товарищей, особенно тем, кто впервые и на большой срок покидал привычную обстановку, но вскоре грусть рассеялась от массы первых дорожных впечатлений. За окнами проносились пейзажи Подмосковья, и многие не отходят от окон, любуясь красотой проезжаемых мест. Стемнело. Поужинав бутербродами и вдоволь напившись душистого чая, укладываемся спать.

С завистью мы поглядывали на тех пассажиров, которые комфортабельно устроились на мягких матрацах с подушками, простынями и одеялами. С целью экономии скудных сбережений нам пришлось лечь на твердые вагонные полки, постелив на них прочитанные газеты. Первая вагонная ночь показалась нам вечностью, так как спать было очень и очень жестко, мы ворочались с боку на бок, с нетерпением ожидая наступления нового дня. Естественно, с первыми проблесками солнца мы вновь прильнули к окнам.

Проехали Харьков, поезд мчит нас по индустриальному Донбассу среди угольных шахт и металлургических заводов. С интересом наблюдаем трудовую жизнь этого угольного сердца страны.

Уже в сумерках подъехали к Ростову-на-Дону, бегло осмотрели красивый Ростовский вокзал и улеглись спать на свои «газетные» постели, утешая себя тем, что это последняя ночь наших вагонных мучений и что следующую мы будем проводить на туристской базе в Нальчике.

Утро застало нас за Тихорецкой. Поезд мчался по Кубанской бескрайней равнине, среди созревающих пшеничных полей. Все давно проснулись. Один из наших товарищей, смотревший в окно, начал всматриваться во что-то далекое, он даже протер глаза, очевидно, не вполне им доверяя, и вдруг закричал на весь вагон: «Друзья, я вижу снежные горы!»

«Забивание козла» и прочие игры моментально прервались — все мы бросились к окнам. Действительно, вдали отчетливо видны высокие горы, покрытые снегом, среди которых возвышался красавец Эльбрус. Ведь это самая высокая гора на Кавказе! Предел наших мечтаний! Мы еще в Москве решили подняться на его западную вершину. Правда, не всей группой, а только четверкой наиболее сильных и выносливых ребят, в числе которых был и я. Наш начальник Коля еще в Москве упросил свою сестренку вышить вымпел с надписью: «Эльбрусская альпиниада завода «Каучук». Июль, 1933 год». Предполагали оставить его на вершине, а пока он мирно покоился у Николая на дне рюкзака.

Среди нас возник горячий спор о том, какое расстояние до гор. Назывались разные цифры — 50, 100 и даже 150 километров Наш спор разрешил один из пассажиров, севший в Армавире. Он пояснил, что до гор более двухсот километров и что наблюдать их на таком большом расстоянии можно очень редко, в абсолютно ясную погоду, при чистом и прозрачном воздухе. Вскоре горы начали закрываться дымкой и в конце концов стали невидимыми. Прекрасное видение исчезло, и напрасно до боли в глазах мы продолжали всматриваться в даль — гор мы больше не увидели. С тех пор прошло более сорока лет. Почти ежегодно мне приходится проезжать те места, но гор и Эльбрус увидеть не удается.

На станции Минеральные Воды с поезда сошло много пассажиров, едущих на знаменитые курорты Пятигорья. Мы же поехали дальше и сошли на станции Прохладная, встретившей нас сорокаградусной жарой, и мы изнывали от нее под палящими лучами южного солнца, тщетно пытаясь найти желанную прохладу под чахлыми привокзальными деревцами, не дававшими тени. После нескольких часов ожидания, наконец, уселись в пригородный поезд, который через пару часов доставил нас в столицу Кабардино-Балкарской автономной области — Нальчик. Город встретил нас небольшим, но уютным вокзалом, чистенькими беленькими домиками, утопавшими в зелени и цветах. Многоэтажных домов здесь почти нет, но всюду, куда ни посмотришь,— зелень, зелень и масса прекрасных цветов.

Нас поразило полное отсутствие городского транспорта. Оказалось, что автобусов в Нальчике пока нет. Наняли извозчиков, и вот наш небольшой кортеж, состоящий из четырех безрессорных линеек, нещадно громыхая, мчится по булыжной мостовой Карашаевской (ныне Республиканской) улицы. Движение по ней одностороннее, так как посредине проходит красивая аллея из больших акаций с широкой пешеходной дорожкой. По обе стороны улицы утопают в зелени и цветах одноэтажные беленькие домики. Вскоре поворачиваем на Мало-Кабардинскую улицу, где в доме номер 21 размещалась Нальчикская турбаза. Свободных мест там, к сожалению, не оказалось, и мы поехали в ее филиал — турбазу «Вольный Аул», находившуюся в километре от города. Там нас встретили очень тепло и гостеприимно, и, немного отдохнув, мы отправились осматривать город, который всем очень понравился. Долго любуемся горами, поросшими лесом, полукольцом окружившими город, и далекими снежными вершинами Бокового и Главного Кавказского хребтов, вырисовывающихся на горизонте.

Проходим по молодой аллее недавно посаженных, невысоких, всего в полтора человеческих роста, кавказских красавиц — серебристых елей, аллея настолько красива, что не хочется ее покидать. Но особенно нас поразила первозданная красота очень большого и молодого нальчикского парка с его каштанами и орехами. Многие из нас впервые видят те деревья, которые дают каштаны и грецкие орехи. В воздухе стоит опьяняющий запах южных цветов.

Вдоволь нагулявшись, полные новых незабываемых впечатлений, уже затемно возвратились на турбазу и, наскоро поужинав, улеглись спать.

Ночь промелькнула быстро. После вагонных «газетных» постелей ночлег в «Вольном Ауле» показался нам истинным раем.

Неожиданно быстро удалось решить трудную в то время проблему — как добраться до Тегенекли? На чем? На рейсовый автобус рассчитывать не приходилось, а где искать в чужом городе попутную машину, едущую в горы? Совершенно случайно узнали, что сегодня идет в Приэльбрусье открытый автобус местного агентства «Интурист» и на нем мы сможем добраться до гор.

И вот в десять часов утра мы уселись в «Торпеду» (название автобуса) и выехали в Баксанское ущелье на турбазу Тегенекли, созданную еще в 1928 году, недалеко от подножия Эльбруса. Правда, прежде чем тронуться в путь, мы битых два часа накачивали ручным насосом спустившие за ночь скаты.

Первые 24 километра пути прошли по недавно проложенному между Нальчиком и Пятигорском булыжному шоссе. В селении Баксан (ныне город) наша «Торпеда» свернула в сторону гор к ущелью. Вскоре проехали мимо строительства первой в Кабардино-Балкарии гидроэлектростанции, известной в наши дни как Баксангэс, и, миновав «границу» между равнинной Кабардой и горной Балкарией, проходящую, по словам нашего водителя автобуса Виктора Шклярова, в селении Жанхотеко, въехали в Баксанское ущелье.

По дну ущелья несет свои мутные воды бурная горная река Баксан, берущая начало из ледников Эльбруса.

Ущелье сказочно красиво! Дорога то спускается к самой реке, то поднимается на головокружительную высоту, проходя под нависающими скалами. Местами она настолько узка, что невозможно разъехаться со встречной автомашиной, с нами как раз это и случилось, и так как мы ехали на подъем, нашему автобусу почти километр пришлось пятиться назад, до более широкого места, где можно было пропустить «встречника».

Через несколько часов пути добрались до большого балкарского селения Нижний Баксан — к месту будущего строительства горнорудного комбината.

В наши дни селение преобразовано в город горняков Тырныауз, в нем кроме комбината, имеющего союзное значение, действует ряд других промышленных предприятий. Построены многоэтажные дома, Дом культуры, кинотеатры, магазины, различные ателье, — в общем все, что должно быть в современном городе.

Остановились на короткий отдых у обелиска, поставленного в память погибших здесь в годы становления Советской власти советских и партийных работников, в скорбном молчании прочли имена... Затем, вдоволь напившись купленного у балкарцев «айрана» — кислого молока, отправились в дальнейший путь.

За Нижним Баксаном началась наиболее живописная часть пути, проходившая уже по высокогорью. Ущелье сузилось, горы стали более суровыми и высокими. В конце ущелья увидели первый настоящий ледник на склоне какой-то горы, сверкающий ослепительной белизной. Позднее узнали, что это горы Главного Кавказского хребта Донгуз-орун и Накра-тау.

Недалеко от Тегенекли лиственные низкорослые леса и кустарники, сопровождавшие нас по всему ущелью, сменились прекрасным сосновым лесом, среди которого и раскинулся палаточный городок турбазы.

Итак, мы приехали в горы! Что-то нас здесь ожидает?

То, что мы увидели, настолько нас удивило, что оцепенев, мы долго озираемся кругом, пораженные туристской действительностью.

Для того чтобы иметь хотя бы небольшое представление о турбазах тридцатых годов, следует вообразить следующую картину: ущелье, окруженное высокими горами, на поляне, среди соснового леса, стоит низкое деревянное здание барачного типа, в маленьких комнатах которого размещаются все службы небольшого турбазовского хозяйства, а неподалеку стройными рядами стоят «казенные» десятиместные палатки, с топчанами и самодельной мебелью, любовно и, конечно, безвозмездно изготовленной сотрудниками, которых всего несколько человек. Вокруг, везде, где только можно, установлены палатки «дикарей» — туристов, путешествующих в самодеятельном порядке. Эти палатки самых разнообразных форм и вместимости, некоторые из них сшиты из простой, зачастую цветной ткани и могут служить только для защиты от палящего солнца, но отнюдь не от дождей и ночных холодов. А рядом горят костры, на которых обитатели палаток готовят немудреную пищу.

Куда ни посмотришь, увидишь туристов всех возрастов от «мала до велика»! Их много, очень много, они в пестрых одеяниях — все у них различное, начиная от обуви и кончая головными уборами, каких только тут не увидишь — разные цветные платочки и косынки, вязаные и лыжные шапочки, фетровые шляпы, а некоторые щеголяют даже в старомодных цилиндрах! Очень много широкополых войлочных балкарских шляп, круглых с кисточками сванских шапочек, а то и просто бумажных колпаков.

Кругом разноголосый многоязыкий говор, шутки, смех, песни, русские пляски и национальные балкарские танцы. Все кругом бурлит, кипит и буквально брызжет весельем!

Основной разговорной темой были, конечно, маршруты туристских путешествий. Некоторые туристы, по их словам, уже «сходили на Эльбрус», на самом же деле они были лишь на «Приюте одиннадцати» на высоте 4200 метров и, очень гордые этим, снисходительно и свысока рассказывают о совершенном на днях «очень трудном восхождении», неимоверно привирая о перенесенных трудностях. Новички, вроде нас, обступив плотным кольцом этих «бывалых» туристов, с благоговением слушают их «охотничьи рассказы», втайне завидуя рассказчикам — ведь они уже побывали там, куда многие из нас стремились.

Пять дней жили в Тегенекли. Осмотрели красивое Ирикское ущелье, верховья Шхельдинского ущелья с его знаменитым ледовым гротом, из которого вырывается бурный горный поток, «Зеленую гостиницу» в верховьях ущелья Адыл-су, минеральные источники Баксанского ущелья, где велись изыскательские работы по строительству курорта «Нарзанные ванны», побывали на сравнительно невысокой красивой вершине Тегенекли-баши, посетили верховья ущелий Юсенги и Донгуз-оруна, а также многие другие интересные места Приэльбрусья.

Еще в первый день приезда мы обратили внимание на пожилого балкарца, степенно прогуливавшегося по турбазе с «маузером» у пояса и с метровым ледорубом в руке. Мы познакомились — это был известный эльбрусский проводник Сеид Хаджиев, про которого мы немало были наслышаны. Разговорились. Беседа с ним была очень интересной и поучительной. Мы узнали, что «маузер» у него дарственный и подарен за особые заслуги первым секретарем Кабардино-Балкарского обкома ВКП(б) Беталом Эдыковичем Калмыковым, а ледоруб вручил ему Генеральный прокурор СССР — руководитель ОПТЭ Николай Васильевич Крыленко на память о совместном восхождении на восточную вершину Эльбруса еще в 1927 году. Мы с глубоким уважением прочли выгравированные на кобуре «маузера» и на лопаточке ледоруба дарственные надписи.

Сеид рассказывал, что до революции все земли, находящиеся в верховьях Баксанского ущелья, в том числе и массив Эльбруса, были личной собственностью балкарского князя Урусбиева, жившего в селении Верхний Баксан, которое в те годы называлось «Урусбиево».

Наконец-то мы точно узнали о происхождении названия «Приют одиннадцати». Сеид вспоминал: «В июле 1909 года к Урусбиеву, для восхождения на Эльбрус, приехало несколько иностранцев и студентов Петербургского, Московского и Харьковского университетов, все они были географами. Всего их было десять человек. Князь приказал мне сопровождать их на вершину. До «Кругозора» ехали на лошадях верхом, где заночевали около небольшой альпинистской хижины, складываемой там из камней балкарцами. На другой день, оставив лошадей, пешком двинулись к вершине.

Восхождение не удалось — подвела внезапно испортившаяся погода, начался сильный буран, мы заблудились и долго блуждали по эльбрусским полям. Уже к вечеру мы наткнулись на какие-то скалы, около которых и заночевали. Трое суток бушевала буря, нельзя было идти ни вверх, ни вниз, и мы «отсиживались», пережидая непогоду. Только на четвертые сутки буря утихла и дала нам возможность спуститься на «Кругозор», все мы настолько обессилели, что о восхождении никто и не помышлял. А скалы, которые нас приютили и спасли, мы назвали «Приют одиннадцати» — по количеству участников неудавшегося восхождения. Такую надпись мы нацарапали на скале, на следующий год я вывел это название черной краской».

...На шестой день провожали наших товарищей, уходивших через снежный перевал Бечо в известную нам только по рассказам Сванетию, и дальше на Черноморское побережье в Сухуми. Туристы немного побаивались предстоящего перехода через Главный Кавказский хребет, особенно девушки, ведь впервые в жизни им предстояло перейти снежный перевал, с его крутым ледяным взлетом, именуемым «куриной грудкой».

Мы, четверо ребят, остались в Тегенекли, намереваясь в ближайшие дни совершить восхождение на Эльбрус.

В те годы не существовало контроля над горовосхождениями, каждый шел куда ему хотелось и, таким образом, никто не мог нам помешать пойти на Эльбрус. Нам и в голову не приходило, что это — опасное предприятие, а не простая прогулка по горам. Позже, изменив свое мнение, мы стали относиться к Эльбрусу с большим уважением, которое сохранилось до сих пор.

Поговорили о наших планах с методистом турбазы Ириной Покровской. Она всячески отговаривала пас от этой затеи, убеждая, что мы еще не созрели для такого восхождения, что слишком рано думать об Эльбрусе, ведь у нас нет ни опыта, ни нужного снаряжения. Но мы ей не поверили, думая, что она просто все усложняет и преувеличивает. Впоследствии, вспоминая об ее советах, которыми мы пренебрегли, сознались сами себе, что она была абсолютно права, и в дальнейшем всегда прислушивались к голосу старших, более опытных товарищей.

Получив консультацию у «бывалых туристов» и с большим трудом раздобыв рекомендованное ими снаряжение, в конце июля вышли из Тегенекли в верховье Баксанского ущелья для восхождения на западную вершину Эльбруса. Да! Именно на западную, так как восточная, более низкая, нас не удовлетворяла! Провожали нас такие же скороспелые «альпинисты», какими были мы сами.

В день выхода стояла прекрасная погода. Впереди торжественно шагал наш вожак — Коля Волков с громадным рюкзаком, обвешанный со всех сторон крючьями и молотками. Над его рюкзаком развевался уже известный читателю вымпел. За Колей шли мы, также обвешанные всевозможным снаряжением, держа в руках вместо ледорубов двухметровые бамбуковые альпенштоки тех времен.

Считая, что вид у нас вполне соответствующий «покорителям Эльбруса», гордо посматриваем на встречных туристов, которые прочтя надпись на вымпеле, с уважением провожали нас, желая хорошей погоды и успешного восхождения.

Снаряжены мы были четырьмя парами горных ботинок, подбитых «морозками», четырьмя парами восьмизубых кошек, двадцатью скальными и двадцатью ледовыми крючьями, четырьмя скальными молотками, двумя тридцатиметровыми бельевыми веревками, двумя палатками «Шустер», четырьмя байковыми одеялами, четырьмя парами солнцезащитных очков и четырьмя альпенштоками. Из личных вещей каждый имел обычный костюм, две пары простых носков, перчатки, комбинезон (заводская спецовка), широкополую балкарскую шляпу, предметы личной гигиены и, конечно, рюкзак. Из продуктов — пять банок сгущенного молока, две банки тушеной говядины, три банки судака, банка консервированного кофе, килограмм круп, полкило сахара, полкило конфет, бутылочку клюквенного экстракта и четыре булки хлеба.

Но снарядились мы очень плохо, обеспечили себя продуктами явно недостаточно, и наше восхождение на Эльбрус заранее было обречено на провал. Хотя в то время мы искренне верили, что подготовились прекрасно и все необходимое у нас есть.

Тяжелые рюкзаки давали себя знать. Через каждый километр устраивали небольшой привал, а подойдя к балкарскому селению Терскол, остановились на часовой отдых около строящегося двухэтажного здания военно-туристско-альпинистской базы РККА (Рабоче-Крестьянской Красной Армии).

Отдохнув, тронулись в путь. Дошли до поляны Азау— начала крутого подъема на «Кругозор», где предполагали ночевать на турбазе. Солнце уже коснулось гор на западе, когда, вдоволь напившись айрана в одном из многочисленных кошен (жилище пастухов, сложенное из камней), начали преодолевать трехкилометровый подъем. Тяжелые рюкзаки и пройденный по жаре путь вконец измотали нас, силы иссякли, привалы становились все чаще и чаще, и только в полной темноте, ориентируясь на фонарь, ярко горевший на «Кругозоре», добрели до турбазы.

Туристов на «Кругозоре» не было, зато там оказалось много рабочих-строителей, достраивающих на второй поляне «Кругозора», находящейся на тридцать метров выше, небольшую гостиницу «Интурист», и возчиков-балкарцев, доставлявших на ишаках разные строительные грузы на «Приют одиннадцати», неподалеку от которого сооружалось одноэтажное здание метеорологической станции.

Встретившие нас работник турбазы Витя Вяльцев и его друг Вася Андрюшко спросили, кто мы и куда идем. Выслушав наш ответ и узнав, что мы держим путь на Эльбрус, оба загадочно улыбнулись и предложили нам чаю. Мы выпили его с большим удовольствием и улеглись спать на отведенных нам топчанах, попросив новых знакомых разбудить утром пораньше. Снова улыбнувшись, они ответили, что завтра будет видно, и, пожелав спокойной ночи, ушли в свою комнату.

Заснули как убитые. Трудный переход и отсутствие необходимой тренировки дали себя знать. Казалось, что я только что заснул, когда кто-то стал трясти меня за плечо — это Вася тормошил поочередно то меня, то моих товарищей, приговаривая:

— Вставайте, сони, ведь уже два часа!

Нехотя приподнялись. Коля, протирая глаза, сонно спросил, почему здесь так светло в два часа ночи? Улыбнувшись, Вася ответил, что сейчас не ночь, а уже далеко за полдень! Пораженные этим ответом, вскочили и уставились на тикавшие на стене часы-ходики. Действительно, они показывали два часа, а за окном ярко светило солнце! Итак, мы проспали почти пятнадцать часов.

Смущенные происшедшим, огляделись. Кроме нас на турбазе никого не было. Где-то за окном слышалась перебранка возчиков, распределявших груз на ишаков для очередного вечернего «рейса» на «Приют одиннадцати», в который, как сказал Вася, они пойдут перед заходом солнца. Загадочно улыбнувшись, добавил, что если желаем, можем пойти вместе с ними. Мы переглянулись друг с другом и опустили глаза, думая о том, что сил для продолжения дальнейшего пути у нас еще нет. Вася понял наше состояние и промолвил:

— Ну что же, отдохните еще, только поесть все-таки надо.

Мы с благодарностью и уважением посмотрели на этого скромного богатыря (почти двухметрового роста), которого балкарцы называли «Василий-тау», что в переводе означает «Василий-гора», они же называли его «Вася-полтора человека»!

Сколько же надо иметь жизненного опыта, чтобы по одному виду определять состояние людей!

Сходили за водой к ручью, протекавшему невдалеке несколько ниже «Кругозора», умылись и, вернувшись на гостеприимную турбазу, «немного» поели, уничтожив при этом добрую половину своих съестных запасов. Витя и Вася, которых мы пригласили разделить с нами трапезу, как бы вскользь заметили:

— Ну вот, теперь все в порядке! Еще ночку отдохнете, сходите на «Приют одиннадцати» и — по домам! А на будущий год приезжайте снова, тогда и на Эльбрус сходите!

Смущенные, мы промолчали и ничего не ответили, но каждый в душе сознавал правоту этих слов и неизбежность отступления. Хозяева ушли, а мы, посовещавшись, решили посетить «Приют одиннадцати» и вернуться в Москву, с тем чтобы после тщательной подготовки приехать сюда на будущий год. Об этом решении сообщили Васе, который одобрил его и сказал:

—Завтра я пойду на «Приют одиннадцати» и с удовольствием возьму вас.

Итак, завтра выходим!

Поднялись в шесть часов утра, закусили и, надев предложенные Витей штормовые костюмы, тронулись к леднику Малый Азау, который предстояло пересечь. Вскоре после нашего выхода погода начала портиться: вершины Эльбруса, прекрасно видимые раньше, затянуло облаками, пошел снег, стало очень холодно; мы мерзли в своей легкой одежде и в душе благодарили Витю, который, предвидя непогоду, дал штормовые костюмы.

Поднялся сильный ветер. Все кругом вертелось и кружилось в снежном вихре. От тропы, недавно проложенной ишаками, не осталось и следа — ее замело снегом, видимости никакой, но Вася спокойно продолжал путь, каким-то внутренним чутьем определяя нужное направление. Три часа мы идем среди разбушевавшейся стихии и, по совести говоря, начинаем сомневаться в том, что мы на правильном пути, как вдруг прямо перед нами выросла гряда скал с одноэтажным зданием «Приюта одиннадцати». Наконец-то дошли и не заблудились! Но что это? Вася спокойно проходит дальше, беря несколько правее, и вот мы снова в белой мгле. Начинаем волноваться и спрашиваем Васю, куда он нас ведет?

— Потерпите еще немного, сейчас придем на «Приют девяти», там у меня дела.

Вскоре опять совершенно неожиданно увидели новую гряду скал и почти готовое здание метеостанции. Строительные работы из-за непогоды временно прекращены, и рабочие отдыхают в палатках. Нас напоили горячим чаем, он был очень кстати: мы сильно промерзли.

На метеостанции познакомились с ее начальником Виктором Корзуном, который, покуривая трубку, рассказал об Эльбрусе и о тактике восхождений на его вершины. Мы узнали, что восхождению должна предшествовать не только физическая тренировка, но и изучение основ альпинизма; нужно научиться пользоваться ледорубом, кошками, веревками; знать способы страховки как себя, так и товарищей, знать опасности гор и уметь их избежать.

Погода не улучшалась и, хотя вершины Эльбруса были близко, увидеть их нам не удалось. Надо было возвращаться, чтобы засветло успеть добраться до «Кругозора». Покинув уютные палатки, тронулись в обратный путь. Спускаться было намного легче — ветер дул нам в спину.

Спустились очень быстро. На «Кругозоре» стояла ясная, тихая погода, светило заходящее солнце и как-то не верилось, что в каких-нибудь двух-трех километрах отсюда бушует метель, что температура там намного ниже нуля, что мы там недавно были, страдая от холода и вспоминая наших товарищей, которые сейчас купаются в Черном море и изнывают от жары!

Вечером после ужина Вася напомнил нам о советах Корзуна и еще раз подробно рассказал, какое надо иметь снаряжение и продукты.

Оказалось, что крючья, молотки и, как он выразился, «разные там железяки» совершенно не нужны. Веревка понадобится только одна, но настоящая, альпинистская, палаток не надо, зато совершенно необходимо иметь хорошие альпинистские ботинки на триконях, теплые вещи, штормовые костюмы и ледорубы. Продукты должны быть высококалорийными, на пять-шесть дней.

Смущенно переглядываясь мы думали о том, как нелепо и смешно выглядели в пути, обвешанные совершенно ненужным металлическим снаряжением и своими бельевыми веревками!

Последняя ночевка на «Кругозоре» прошла более удачно, чем первая. Мы прекрасно отдохнули и выспались, позавтракали остатками своих продуктов и, провожаемые безобидными шутками гостеприимных хозяев, тронулись в Тегенекли. Рюкзаки стали намного легче — продукты съедены, часть железа выброшена. Злополучный вымпел больше не развевается на Колином рюкзаке — он его спрятал до будущего года.

Уже в сумерках, недалеко от Тегенекли, не сговариваясь, замедлили шаг и на турбазу пришли в полной темноте — стыдно возвращаться побежденными! Не так мы представляли возвращение. Не думали, что Эльбрус не только не пустит нас на вершину, но и скроется от нас, когда подойдем к нему близко.

Потихоньку, стараясь не поднимать шума, возвратили владельцам взятое у них снаряжение и рано утром, избегая попадаться кому-либо на глаза, на попутной машине выехали в Нальчик.

Так безрезультатно, но зато поучительно, закончилась моя первая попытка восхождения на Эльбрус, после которой я дал себе слово обязательно в будущем году, во что бы то ни стало, подняться на этого двуглавого великана—доминирующего над всеми горами Кавказа. В то время я и не предполагал, что волею судьбы все дальнейшие годы моей жизни будут связаны с горами.

<< Назад  Далее >>

Вернуться: В.Кудинов. Эльбрусская летопись