ОСТАЕМСЯ НА ЛЕДНИКОВОЙ

И, хотя белые шапки снега и льда, как и раньше, покрывали вершины гор, ледники Кодара перестали быть белыми пятнами на картах Северного Забайкалья.
М. С. Арлазоров

Исследования географов подходили к концу. Намечался последний их выход на ледники. Но у нас с Сашей оставалось еще много невыполненных дел. В частности, предстояло заснять сурков и пищух. Животных этих в Кодаре великое множество. Своим свистом они ежедневно оглашали окрестности нашего лагеря.
Однажды, вооружившись кинокамерой, мы направились к леднику ¦ 15 и очень скоро приметили молодого сурка, сидящего на камне метрах в двадцати пяти от нас.
Приготовили кинокамеру. Телеобъектив с фокусным расстоянием 500 мм достаточно приблизил к нам животное. Я нажал пусковую кнопку. Аппарат привычно глуховато и мягко зажужжал, но тут же стал резко сбавлять обороты и остановился, Я судорожно нажимал кнопку, встряхивал камеру, но механизм не двинулся. Мелькнула страшная мысль: "Сел аккумулятор!"
Я прямо-таки похолодел, когда убедился в том, что приключилась именно эта беда.
Как теперь быть? Окончить съемку и совсем уйти из гор? Нет, нельзя-материала еще недостаточно! Не сняты животные, нужно обязательно снять еще один подъем каравана на перевал и широкую панораму главных ледников Кодара. А кто знает, какие неповторимые кадры могут встретиться нам впереди, на возвратном пути в Чару?
Правда, есть у нас и другая кинокамера с пружинным приводом, но она имеет всего один объектив, ее кассеты заряжаются только тридцатью метрами пленки. И то и другое не годится для съемки животных. Большой набор объективов, в том числе и телевиков, а
также шестидесятиметровые кассеты имеет главная наша камера "Аррифлекс". Но она работает только от аккумулятора.
Может быть, послать Сашу с проводником в Чару- пусть везут запасной аккумулятор?
Саша и Гоша охотно соглашаются на это путешествие. Решено, что они пойдут по новому маршруту через перевал Данилова, разведают кратчайшую дорогу в Чару.
Все, кто остается, пишут письма.
Назавтра после долгих сборов мы направились к перевалу. Кроме меня ребят провожают Игорь Тимашев и Володя Трынкин. По крутой осыпи начинаем подъем, ведя за собой пятерку оленей.
Ребята прощаются с нами и начинают спуск в долину Среднего Сакукана. Мы смотрим им вслед, пока они не скрываются из виду, а потом, немного погрустневшие, медленно бредем по тропе обратно к лагерю.
И словно чтобы еще более испортить и без того наше невеселое настроение, над долиной Ледниковой нависло плотное молочное облако. Оно совсем закрыло вершины гор. По долине, по ее скалам и ледникам, разлился какой-то мертвенный, холодный, неестественно ровный белый свет.
Я заметил, что мы спускаемся вдвоем с Игорем Тимашевым. - А где же Володя? - А вот он,-показал рукой Игорь. Трынкин стоял довольно далеко от нас на склоне и напряженно смотрел куда-то вверх. Потом он вдруг побежал к лагерю. - Что это с ним? - спросил Игорь. - Наверно, медведя увидел,-предположил я. - Возможно!
Мы быстро перескочили по камням через речку и тоже пустились к лагерю. Володя был уже у палаток и загонял патроны в карабин. - Что? Медведь?
Проводник приставил пальцы к голове, изображая рога. - Аа, баран! Где?
- Там, на осыпи, орал сейчас! - и Володя быстро побежал вверх к леднику.
Удивительная новость! В нашем районе объявился снежный баран, редкость Кодара.
Я бросился к палатке, схватил кинокамеру с пружинным приводом и побежал следом за эвенком. Мне нелегко было поспевать за ним. Сын тайги, охотник, он легко и ловко карабкался по камням вверх, туда, где молочный туман скрывал от нас вершины гор. Я обливался потом, стараясь не отставать от него.
Конечно, условия для съемки были совсем не благоприятными, да еще и камера эта имела не очень сильную оптику. Удастся ли нам в тумане увидеть, не то что снять животное?
Неожиданно Трынкин остановился и сделал знак: мол, подходите, но осторожно. Когда я подполз, Володя спросил: - Слышите? - Нет. - Слушайте еще!
Я не слышал ничего, кроме шума речки Ледниковой. - Орет... вот опять орет,-сказал Володя. - Где?
- Где-то здесь, наверху. Пошли! Мы стали осторожно подниматься вверх, к серым глыбам россыпи, темнеющей в тумане. Проводник снова остановился. Теперь и я услышал: где-то вверху прозвучал странный голос. В моем воображении рисовался мощный зверь с толстыми и круто завитыми рогами- властелин заоблачных высот.
Володя уже скинул карабин с плеча, но я погрозил ему и показал на кинокамеру. Он закивал головой.
В это время над нами раздался звук, отдаленно напоминающий блеяние овцы. Среди серого тумана на скале темнел силуэт животного с короткими рожками, похожего на козу. - Самка,-шепнул Володя.
Я припал к окуляру своего "ружья". Зажужжала кинокамера. Животное вздрогнуло, бросило мгновенный взгляд в нашу сторону и, сделав прыжок, исчезло. Володя горестно вздохнул. Он меня ни в чем не упрекал, но я чувствовал себя немножко виноватым за то, что лишил Володю такого охотничьего трофея.
Облака сгущались, темнело, рассчитывать на лучший кадр мне уже не приходилось, разумнее всего было
возвращаться в лагерь. Я махнул рукой Володе, чтобы он продолжал путь один.
Охотник искренне обрадовался, похлопал ладошкой по прикладу карабина-мол, сейчас баран будет наш- и бойко побежал по осыпающемуся склону в сторону скрывшегося зверя.
Вернулся Володя через час ни с чем. Он жаловался на низкие облака и наступившую темноту, которые скрыли от него снежного барана.
Исследование центральных ледников Кодара было закончено. Группа Преображенского ушла на Левую Сыгыкту. Я не участвую в этом походе и до возвращения ребят из Чары переселяюсь в нижний лагерь.
На неделю мы остаемся вдвоем с матерью Володи Трынкина-милейшей старушкой Ириной Алексеевной. С нами коротает время и пес Север. Утром я слышу, как Ирина Алексеевна несердито ворчит на собаку: "Уходи давай!" Старушка целый день чем-то занята, что-то варит, кипятит, пришивает. Я помогаю ей готовить, таскаю дрова, воду и много брожу с фотоаппаратом по окрестным горам. Так проходит шесть дней.
Вечером мы с Ириной Алексеевной по обыкновению сидим у костра. Над горами собираются облака. Иногда они опускаются ниже нас, и мы погружаемся в туман. Где-то вдали гремит гром.
- Ой-ой! Погода худой,-жалуется старушка.-Голова болит, нога болит...
Я молча выслушиваю этот монолог и сочувственно киваю. Эвенкийка набивает махоркой трубку и подает мне кисет. Я кручу козью ножку. Некоторое время мы молча дымим, задумчиво уставившись в пламя костра. Потом я нарушаю молчание: - Сегодня Гошка обещал вернуться из Чары. - Эээ! - машет рукой Ирина Алексеевна. - Он сказал: "Восьмого как штык будем здесь!" - Болтает много. Худая погода в Чаре. Все равно не придут к сроку.
И мы снова молча курим. Потрескивают сучья в костре, языки пламени лижут закопченный чайник. В рваные просветы между облаками проглядывает звездное небо.
Ночью меня разбудил злобный лай Севера. Я вылез из спального мешка, отодвинул полог, и пес тотчас с грозным урчанием бросился в темноту. Вскоре его голос раздавался уже где-то далеко.
Ирина Алексеевна заворочалась в спальном мешке, чиркнула спичкой, закурила трубку.
- Медведь, однако, ходит,- равнодушно сказала она, поудобнее укладываясь.
Вскоре вернулся Север и, часто дыша, улегся возле палатки.
- Ты куда ходил?-спросила его старуха. Пес радостно застучал хвостом по земле... Весь следующий день стояла ясная, безоблачная погода. Но к вечеру она снова испортилась: из долины Левой Сыгыкты пришли облака, стал накрапывать дождь.
Чтобы снять кроваво зловещий закат в горах, я с фотоаппаратом побежал на соседнюю вершину. Вернувшись к палатке, я увидел - у костра сидит Гошка и уплетает за обе щеки мясо. - Ты откуда взялся, черт возьми! - Из Чары пришел. - А Саша где?
- В Чаре остался... Олени убежали. Я их ищу. Одного поймал.
Олени убежали - вот это номер! Я взял себя в руки и постарался спокойно выслушать печальную повесть.
В Чаре все уже было готово к выезду. Хватились оленей, а их нет - разбежались по тайге. Гошка пошел их искать по следу, ничего не сказав Саше. Одного поймал у Мраморного ущелья, а следы других якобы вели вверх по Среднему Сакукану. За сутки Гошка отмахал полсотни километров и пришел через горы к нам. - Что ж ты теперь думаешь делать? - спросил я. - Искать надо.
- Сколько же времени ты проищешь? - Не знаю...
- Вот что: завтра ты забери трех быков, поднимись к истоку Среднего Сакукана. Найдешь оленей -хорошо,
не найдешь - все равно на другой же день иди в Чару, чтобы к 14му быть с Сашей здесь.
Я напомнил ему о том, что 15 августа Преображенский со своим отрядом уйдет через перевал. После этого нам уже нечего будет снимать, мы не выполним задания, сорвем работу. Я проводил Гошу через перевал.
В эту ночь меня опять разбудил громкий лай Севера. Потом послышался звук колокольчика и голос Володи Трынкина. Караван Преображенского возвращался из похода.
Через несколько дней географы уходят в Чару, а Саши и Гоши все нет и нет.
Томительно тянется время. Я то и дело хватаюсь за бинокль и смотрю на перевал - не покажутся ли мои ребята. Но, увы, день проходит за днем, и я уже теряю надежду. Придется отправляться в Чару вместе с Преображенским.
Но однажды в бинокль я увидел на перевале торчащие из-за камней оленьи рога.
Гошка все-таки нашел оленей, правда, за исключением одного крепкого рогача. Во вьюках были запакованы и пленка, и аккумулятор, и продукты, и письма. Поверх грузов висели четыре куропатки и жирный сурок.
В этот радостный день у костра читали письма, слушали рассказы ребят о переходе через Мраморное ущелье, а в объемистом котелке варился сурок вместе с куропатками. Володя Трынкин, пробуя ложкой дымящееся варево, приговаривал: - Супец "оближешь пальчики"! Наступило 15 августа.
Снизу из долины Левой Сыгыкты поползли тучи, заморосил дождь, и горы скрылись в тумане. Невзирая на непогоду, географы уходят в Чару. А нам с Сашей нужно снимать их караван.
Тяжело дыша и обливаясь потом, добираемся мы первыми до самого опасного места на перевале. Здесь тропа с крутого и сыпучего склона резко выходит на обрывистую острую скалу. Малейшая неосторожность-и ты полетишь в пропасть. Мы ждем караван. В молочном тумане его плохо видно. Только слышны крики: - Внизу! Поберегитесь!
Снизу отвечают: - Эй, вы! Поосторожней!
Медленно двигаются олени в молочной мгле. Снимаем кадр: на отвесной скале один за другим снизу появляются люди, осторожно ведущие связки оленей. Впереди каравана пес Север.
На перевале мы крепко пожали руки Владимиру Сергеевичу, Игорю, Тане, Володе Трынкину и старушке Ирине Алексеевне. Простились-с одними до Москвы, с другими-до Чары, а может быть, и навсегда. Наша киногруппа остается в горах.

<< Назад  Далее >>