Фото автора

Случай играет порой решающую роль в нашей жизни. Это подмечено давно. Примерно так же получилось и с нами. На одном из традиционных туристских четвергов услышали мы о некой загадочной вершине к западу от Уругудеевского гольца (Южное Прибайкалье). Аркадий Калихман утверждал, что замеченная им вершина выше самого Уругудеевского гольца, а голец пользовался давнишней популярностью у туристов. В нашем среднегорье (горные образования с высотами от 1,5 до 3 тысяч метров) каждая оригинальная вершина становится объектом пристального внимания туристов. А тут почти открытие — новая вершина. Никто возразить Калихману не смог, так как в том районе, что открылся ему, никто не был: он считался бесперспективным. Но и сомнение взяло. Кинулись к картам — карт тех мест тоже нет. Стыдно сказать: участок протяженностью в полторы сотни километров оказался для нас белым пятном. Для иркутян, у которых он, считай, под носом. Заинтересовало это многих.

Предстоящей зимой я планировал лыжный поход б категории, и, признаться, весьма далеко отсюда, но разве можно оставить у порога дома то, о чем рассказывал Калихман! Друзья согласились со мной, и мы начали подготовку к походу к неизвестной вершине. Вскоре узнали кое-что и о ней. Это оказалась гора Байшинту-Ула. Высота ее равна Саянским горам — 2995 м над уровнем моря. Это рекордная высота для гор Южного Прибайкалья. Странно все же то, что о ней никто раньше не слышал. Объяснение одно: малопосещаемость и труд-нодоступность тех мест.

ЧЕРЕЗ ЗАНГИСАНСКИЙ ХРЕБЕТ

Автобус выскочил из города, и путешествие началось. Ехали прибайкальской тайгой, видели огромную чашу Байкала, обрамленную зубчиками гор, а за ним следом в окна глянули гольцы Восточного Саяна.

Выгрузились прямо на дороге, проскочив мост через реку Малый Зангисан. Наш путь вверх, до самых ее истоков. Ниже моста река вливалась в узкое ущелье, выше простиралась залесенная пойма. Почти сразу встретили широкую охотничью лыжню. Для первого случая попутная лыжня — это огромная моральная поддержка. Ребята шли с большим удовольствием, накатывая так, словно не чувствовали веса рюкзаков.

В глаза бросился незначительный снежный покров этих мест. На северных склонах его глубина всего сантиметров двадцать, южные — местами вообще бесснежны. Это было для нас первой неожиданностью. Малоснежье чревато многими неприятностями: трудно ходить на лыжах по лесу, рекам, склонам гор. Хотя есть и свои преимущества. В общем, к этой новости отнеслись спокойно; как говорится, поживем — увидим.

Вечерело, поджимал мороз, и мы решили остановиться на ночлег. Река замерзла не вся, и, чтобы предотвратить всякие неожиданности, вдвоем с Сергеем Сабенко мы пошли разведать дальнейший путь. Прошли немного, километра два. Остановились напротив устья правого притока, долго слушали тишину. Где-то кричал лесной козел. «Гха-а, гха-а!» — кричал, словно кашлял.

Обратно шли несколько удрученные: река мелкая, почти не замерзшая по берегам, бьют ключи, из-за малого снега камни лежат на поверхности. Темнота спустилась неожиданно, но из-за поворота блеснуло пламя костра.

К утру углы в палатке промерзли насквозь, и столбик термометра застыл на отметке —35°. Друзья жались к огню, сборы затягивались. Пришлось бросить в костер лопату снега — рюкзаки мигом оказались на спине. Начался первый день экспедиции.

Река интриговала переменчивым характером: то вода, то ледовый панцирь. то снег. Потом пошли наледи. Зачастую мокрые, через которые идти решались не сразу. Трудно в Первый раз вступить в эту медленно ползущую зеленую кашицу - кажется, ноги мигом промокнут. Но защищенные ботинками и плотными брезентовыми бахилами, они остаются неприкосновенными, тем более что вода застыла на брезенте и бахилы сделались вовсе непромокаемыми.

Русло реки становилось все круче, с частыми ледовыми сливами-ступеньками, и нам пришлось сначала снять лыжи, а позже надеть кошки.

Шел четвертый час наших мытарств. Мы остановились на обед чуть ниже правого притока, который называется Донду-Гол. Этот день был, наверное, самый трудный. Давил вес, изматывал путь. Как туристы-лыжники мы выросли в районах, где реки и горы укутаны трехметровым слоем снега. Это в первую очередь Хамар-Дабан, Байкальский и Приморский хребты, а тут совсем противоположное. Обо всем этом шел разговор у костра. И дальше шли мокрые глубокие наледи. Река Малый Зангисан уходила в узкое каньонорбразное ущелье с высотой стен 15—20 метров. Выше стен склоны круты и недоступны. На дальнейшем нашем пути простиралась глубокая наледь. Наледь стояла в ущелье, накапливаясь для решающего броска вниз, и глубина все прибывала. Мокрые языки ее протиснулись вперед, как щупальца спрута. Ода залила реку всю от берега до берега. Русло просматривалось метров на двести, и на всем протяжении ее висели тяжелые испарения. Такая глубокая наледь образовалась, видимо, из-за мощного слива правого притока реки Донду-Гол, на которой наледь образовалась раньше, и, вылившись на поверхность реки Малый Зангисан, соорудила оригинальную ледовую плотину.

Мы стояли в нерешительности, Не . зная, что предпринять. Не выдержал Артур: «Ну что, начальник, говори, куда идти. Я пойду первый!» Остальные молчали. Но было видно, что перспектива идти в ледяную купель их не прельщала. Выручил Виктор Подшивалов: «Подождите, здесь спешка ни к чему. Надо думать». К его голосу прислушиваюсь не только я — с ним мы ходим уже 15 лет и знаем друг друга отлично, — его рассудительность успели оценить и остальные. Он взял у меня карту и подозвал товарищей. Начали рассуждать так: идти по реке Малый Зангисан, придерживаясь заявленного маршрута, сейчас, при возникших обстоятельствах, стало почти невозможным. В то же время ее приток, напротив которого мы стояли, представлялся нам идеальным продолжением пути. При внимательном изучении карты было видно, что верховья обеих рек граничат с рекой Хахюр-Гор, дальнейшей ниткой нашего маршрута, и обе они подводят к Зангисанскому хребту, в верховьях которого находится искомая нами вершина 2995 м. В конце концов, в исследовательском отношении неважно, какой рекой мы пойдем: важно дать как можно более точное и правдивое описание этого района. Итак, все приняли поправку в маршруте, и мы выступили вверх по Донду-Гол.

На протяжении трех-четырех километров она оправдывала наши надежды. Мы шли по сухому наледному покрову, чуть-чуть припорошенному снегом, и, хотя весьма существенно набрали высоту, кошки не надевали. Шли как по асфальту, мысленно одобряя свое решение.

Но река забирала все круче, стала узкой, по руслу пошли беспорядочные нагромождения камней, завалы, а по берегам встали каменные стены. Река ушла под камни, а мы блуждали меж ними и шли по ним, теряя на тропление последние силы. Остановились на ночлег в сумерках, найдя вдруг подходящую площадку, но все еще не выбравшись из этого каменного мешка. Дров тут было много, и огонь скоро согрел всех.

Утром продолжили путь. Отдохнувшие, шли гораздо уверенней. Чем выше, тем больше открывались просторы, и один вид был прекраснее другого. Сзади изрезанной цепью встали Тункинские Альпы. Мы вырвались из ущелья и шли по ручью, закованному в броню многоступенчатых ледопадов. На границе леса долина резко выполаживается, расширяется, ложе реки принимает корытообразный вид. Налицо признаки бывшего оледенения.

В перегибе склона спряталась великолепная кедровая роща, она была последней границей леса. Донду-Гол уходила вверх еще километра на два и заканчивалась в цирке горы 2670 м, которой не было видно, лишь угадывалось общее направление движения к ней по ребру цирка, через предвершину.

После обеда мы решили подняться наверх, в направлении горы 2670 м, для ознакомления с районом.

Хребет Зангисанский, вдоль которого мы шли эти два дня, в верховьях правого истока реки Донду-Гол вдруг резко понижается, образуя небольшое плато. Северо-восточная сторона этого плато круто обрывалась в реку Хахюр-Гол, образуя в самой низкой своей части подковообразную седловину, похожую на перевал. В юго-западном продолжении плато переходило в склон горы 2670 м, соединяясь чуть выше нашего местонахождения с ребром, по которому поднимались мы.

Дальнейший путь предполагал движение вверх по ребру до вершины, которая отсюда хорошо просматривалась и представляла собой большую куполообразную гору. Подъем был хотя и не опасен, но утомителен. Мы не дошли до вершины из-за быстро наступающей темноты и спустились в базовый лагерь, предполагая назавтра разведать в первую очередь перевал и потом подняться на гору 2670 м, чтобы просмотреть путь подъема на гору Байшинту-Ула (2995 м), да и саму ее увидеть.

Утро началось с великолепного охотничьего выстрела. Места эти пустынны и безлюдны. Нет ни единого следа копытного и пушного зверя. Только снежные куропатки безраздельные здесь хозяева. Мы вспугнули их недалеко от бивака. Часть улетела, другие остались, не обращая на нас внимания. А штатный охотник Подшивалов что-то замешкался сзади. Наконец увидел наши энергичные взмахи и поспешил вверх. И тут взгляд его наткнулся на куропатку. В общем-то их было три, и стояли они к нам фронтом, а к нему боком, поэтому остальных он не видел. Раздался выстрел, и мы долго не могли прийти в себя от изумления. Выстрел-то один — две птицы должны улететь, а они лежат. И охотник понять ничего не может: стрелял по одной, откуда еще две взялись?

Подъем на перевал не сложен. Но когда мы вышли на его седловину, он показался нам непроходимым. Обрывистые стены со свисающими козырьками снежных наддувов упирались в дно огромного цирка. Мы попробовали спокойно разобраться в сложившейся ситуации. Во-первых, необходимо сделать разведывательный спуск, для этого надо найти место, где можно устроить безопасную страховку здесь, на седловине; во-вторых, попробовать найти проход через хребет, поднявшись туда по гребню перевала.

Разведывательный спуск не принес ничего утешительного. Снежный наддув проходится легко, наст плотный, но под ним очень круто и совсем не видно страхующих. Спустившись на половину веревки, дальше я не пошел. Вариант требовал много усилий и повышенной страховки. Его оставили на самый последний момент.

Теперь группа разделилась и тройками направилась в разные стороны. Нас удивило наличие в этом районе таких резких сдвигов горных пластов. Своими очертаниями, профилем перевал Зангисанский, как мы его назвали, напоминает известный в Саянах Шумакский перевал (имеется в виду спуск в сторону реки Шумак), но с более продолжительным сбросом.

При разведке повезло нашему звену: безопасный вариант был найден. Поднявшись правым, по направлению спуска, крылом гребня и дойдя до его окончания, мы очутились на плоской вершине, ограничивающей своим ребром цирк перевала. Спуск по этому ребру был принят за основной вариант. Крутизна его составляла 40—45°. Начало спуска представляло собой травянистый склон с мелкоколотой щебенкой. Внизу просматривались осыпные участки, но они особых опасений не вызывали. Мы просигналили второму звену и вернули их на седловину—место сбора.

Отдохнув, начали подъем на гору 2670 м. Вначале поднимались на лыжах; но потом оставили их — круто. Насколько легким был подъем на нее, настолько круто гора 2670 м обрывается в противоположную сторону, в реку Зангатуй-Гол.

Отсюда мы наконец увидели и гору Байшинту-Ула. Всю, от подножия до вершины. Она отстояла от нас еще километров на пять. Будто сгорбившись, вздернув кверху остренькую вершинку, рельефно выделялась на фоне вечернего неба. Предзакатное солнце подчеркивало крутые стены, обращенные к реке Зан-гатуй-Гол, высвечивало на ней едва заметную черточку — триангуляционную вышку. Байшинту-Ула ничуть не уступала вершинам Саян. Осевая линия хребта просматривалась достаточно четко и упиралась в столь знакомую зубчатую вершину — гору Мунку-Сардык, высшую точку Саян. С противоположной стороны панораму замыкал Уругудеевский голец (2758 м). Он виделся отчетливо над всем нагромождением хребтов и вершин, переплетающихся у его подножия.

Стоя здесь и наблюдая открывшуюся картину, мы хорошо поняли, почему некоторые географы, и в частности профессор С. С. Воскресенский, относят этот район к Восточному Саяну. Потому, что во главе хребта Тункинских Альп, где находились мы, и хребта Большой Саян стоит гора Мунку-Сардык и эти хребты — ее лучи. Рассматривая отсюда цирк под вершиной 2995 м, откуда берут начало оба истока реки Зангатуй-Гол, замечаешь, что истоки ее лежат гораздо ниже по высоте к истокам Донду-Гол. Это наверняка исключает трудные подъемы по ним. Но оба истока как бы упираются в стену горы, поэтому подъем от них невозможен. При восхождении следует выходить на ребро, соединяющее 2995 м и нашу обзорную вершину. Другого приемлемого варианта не видно.

Отсюда следует, что вполне можно использовать заход по Донду-Гол, как в нашем случае, поскольку гора 2670 м теть ключ к восхождению на Байшинту- Ула.

Довольные проведенной разведкой перевала и результатами восхождения на гору 2670 м, мы поспешили вниз, намереваясь завтрашний день посвятить восхождению на нашу — теперь уже найденную — вершину 2995 м. Ночью погода переменилась вдруг. Из Тункунской долины пришел влажный циклон. Тучи накрыли горы, пошел снег. О восхождении нечего было и думать. Следовало скорей выбираться из гольцовой зоны и продолжать дальнейший маршрут. Неизвестно, сколько продержится непогода и сидеть под горой не было смысла. Впереди еще весь маршрут, каждый участок которого неизвестен и оттого особенно сложен. Несмотря на личное сожаление, я настаивал на немедленном выходе из неблагоприятной зоны, на продолжении маршрута. Исследования этого района, включая перевал и подходы к горе 2995 м, можно по праву считать нашим активом. Соображения безопасности требуют, чтобы мы ушли. Об этом я и сказал товарищам.

Против неожиданно выступил Подшивалов: «Всю экспедицию строили в перспективе восхождения на Байшинту-Ула. Быть под ней и уйти?! Нет, надо сидеть и день, и два». Осторожный Помазкин язвительно бросил: «Хоть три, хоть пять — так по-твоему?!» Артур высказался категорично: «Только не сидеть. Если идти, то или на гору, или на перевал. Лучше на гору». Сабенко с сомнением посмотрел вверх, откуда сыпалась снежная крупа, и покачал головой: «Вверху сегодня делать нечего, но я не против и подождать». Вадим меня поддержал: «Не в одной горе дело. Сейчас тихо, а к обеду закрутит. В горах всегда так. Прав начальник: из гольцов надо выбираться». Я подвел итоги: «Идем по маршруту».

Действительно, уже на подходе подул сильный ветер, на перевале долго не задержались: сложили тур, написали записку и заспешили на спуск. Ветер усиливался, остервенело бросался снегом, сдувал с гребня, выметая из-под ног мелкие камешки. Разбились на двойки, связались веревкой и шли уже более уверенно. Спуск на перемычку занял час. Остановились на ней передохнуть и почувствовали наконец под ногами твердую поверхность. Потом начали спуск к реке. К двум часам ступили на Хахюр-Гол и облегченно вздохнули. Нет под ногами предательской крутизны, нечего опасаться падений и осыпей. Ходили по чистому льду, словно по паркету. Было ощущение освобождения от какой-то тяжести, было легко и весело на душе.

Первый этап — исследование Зангисанского хребта — закончился. Многое поразило нас в этом районе. Многое было в диковинку и неожиданно. В первую очередь — малоспежье. Наледный характер рек. Ярко выраженная ледниковая форма рельефа с последующими признаками размыва. Наличие больших Платовых участков. Глубокие рифтовые складки земной коры. Удаленность лесной зоны. Бедность животного мира. Высокие, по сравнению с соседним Хамар-Дабаном, горные вершины.

Дальнейший путь наш лежал вниз по реке Хахюр-Гол до слияния ее с рекой Шиткин-Гол. В верховьях последней находится большое горное поднятие, образованное Уругудеевским гольцом (2758 м).

УРУГУДЕЕВСКИЙ ГОЛЕЦ

Больше всего, пока не выбрались в верховья Шиткин-Гола, нам досаждали наледи. Но вдруг, действительно вдруг, за каким-то поворотом увидели не их матовую поверхность, а снег. Блестящий, пушистый. Мы были очень рады ему. И ландшафт тоже стал другим. Кончились ущелья, глаз радовали мягкие очертания склонов. По берегам тянулись травянистые террасы. Множество следов крупнокопытных животных. Да вот и вещественное доказательство их присутствия: огромные рога восьмилетнего быка. Остались от него только рожки да ножки — волки.

Река петляет вокруг отрогов горы 2580 м. С другой стороны тянется стройный хребет с рядом одинаковых вершин. Плавным подъемом русло реки вывело нас на широкую перевальную площадку, еще на подходе к которой хорошо ориентироваться. Мы определили Уругудеевский голец, увидели верховья соседней реки Харибяты и наш следующий перевал, который предварительно уже назвали перевалом Иркутских железнодорожников. Площадка, на которую вывела нас река, представляет собой клочок высокогорной тундры с большим запасом растительности. Это можно заключить по многочисленной копанине изюбрей и оленей.

Тундра имеет два стока. Один — в сторону реки Шиткин-Гол, отсюда образуется один из главных ее истоков, а другой — на север. Этот сток короткий и стекает в реку Харибяты. От края площадки ручей бросается вниз узким кулуаром. Склоны реки Харибяты круты и обрывисты. За пропастью ущелья — Уругудеевский голец (2758 м). Раскинулся он привольно. Ничто его не сдерживает ни в ширину, ни в высоту. Это самая высокая точка района. Где-то далеко осталась не покоренная нами гора Байшинту-Ула, а здесь безраздельный хозяин он — голец Уругудеевский.

Терять время не с руки, и мы начали подъем на перевал Иркутских железнодорожников. Он представлял собой широкую седловину или, лучше сказать, соединительный гребень между горой 2500 м и отрогом левобережного хребта реки Шиткин-Гол.

Перевал преподнес нам свою загадку. Хотя подъем на него был технически не сложен, но в сторону спуска свисали мощные снежные карнизы. Мы не могли найти приемлемого варианта. Артур рвался на подвиги: «Выроем дыру в карнизе, бросим веревку и спустимся». Можно и так, но потребуется много сил и рискованно. Я огляделся, прошел еще раз по седловине, и меня вдруг осенило. Левым краем перевал соединяется с горой 2500 м. Она обращена к нам южным, почти бесснежным, склоном. Что, если чуть-чуть подняться и спуститься уже по ее ребру?

Спуск прошел как нельзя лучше, быстро и слаженно. Из-под перевала вытекал ручеек, приток реки Золотой, на которой должны быть летние жилища пастухов. Из района неизвестности мы входили в обжитую туристами зону. Ровно год назад по Золотой проходила группа иркутян под руководством Андрея Малимонова.

Зимовье увидели уже в сгущавшихся сумерках. Долго пили чай около гудящей печки, а когда согрелись, уснули.

Вадим Торжков сидел скучный. Он подвернул ногу и при ходьбе чуть прихрамывал. Я запретил ему восхождение. Сабенко остался с ним: он уже был на гольце двумя годами раньше.

На небе ни единого облачка, хотя утром солнце вставало красное и злое. Верно, быть ветру. Вышли не мешкая. По своей лыжне добежали до поворота на перевал Иркутских железнодорожник ков и прошли еще чуть выше по ручью Золотому.

От Уругудеевского гольца отходит боковой отрог с несколькими предвершинами, составляющими боковой склон ручья Золотого. Через одну из предвершин мы и начади подъем. Сам голец не просматривался. Поднимались долго. Надеялись, что с каждым шагом голец становится все ближе и ближе. Но когда ступили на его предвершину — каменистую шатровую гору, в коленках появилась предательская слабость: между нами и гольцом был огромный провал, понижение в хребте. А его плоская кипенно-белая вершина маняще блестела на противоположной стороне. Когда схлынула первые чувства, продолжили маршрут. На гольце ветер рвал и метал. С Тункинской долины по речным ущельям бежали быстрые легкие облачка. Достигнув гор и ударившись о них, они поднимались вверх и застывали над вершинами, наслаиваясь друг на друга, закрывая видимость. Впечатление от восхождения оказалось смазанным.

В долине же было тихо. Но над хребтами зависли флаги тех облаков, которые мы наблюдали с высоты. Оставшиеся товарищи заготовили впрок дрова и лед. Они с жадным любопытством смотрели на нас: «Как там?» — «Нормально», — отвечали мы, уплетая двойной обед.

Ветер сорвался с гор глубокой ночью. Но нам внизу, в долине, он не страшен. Ветер дул попутный и с такой силой, что на свободных от снега участках реки нас несло как под парусом. Ручей Золотой впадает в реку Большой Уругдей, где на одной из припойменных террас мы издали увидели большое зимовье.

Над долиной реки возвышалась, словно огромный снежный ком, гора — пик Телефонный. Где-то за ним находится хребет Бухурик, куда мы должны попасть непременно. После непродолжительного отдыха в зимовье мы вновь поднимаемся в горы.

Подойдя к подножию незнакомого хребта, мы завершили второй этап своего похода и начинали заключительный: траверс хребта Бухурик и выход в населенку.

ХРЕБЕТ БУХУРИК

Высоко вознесся Уругудеевский голец, далеко прослеживаются его скалистые отроги. Вдоль ручья Золотого и реки Большой Уругудей протянулась самая большая ветвь, пока не уперлась в гору пик Телефонный (2463 м).

С противоположной, северо-восточной, стороны к пику Телефонный примыкает внешне .невзрачный, однако обширный и своеобразный хребет Бухурик. Этим хребтом получает продолжение та ветвь горного поднятия, которая протянулась от саянской горы Мунку-Сардык.

Главной особенностью этого водораздела, подобно Патовому плато в Хамар-Дабане, является то, что Бухурик богат водными запасами и от него, как от своеобразного сердца, отходят многочисленные артерии левобережных притоков Зун-Мурина с одной стороны и часть стока реки Иркут с другой.

Хребет Бухурик — еще одно белое пятно в туристском изучении Южного Прибайкалья. Следует отметить, что туристские пути имеют склонность к постоянству. Один раз открытый и удачно пройденный маршрут получает, как правило, широкое признание: минимум риска и максимум осведомленности. Это очень правильно в смысле безопасности туристских путешествий, особенно для приезжих групп. Но если говорить о местных, иркутских, туристах, то для них исследование своего края должно быть как можно более полным. Наверное, поэтому начспас В. Красник сориентировал острие заключительного этапа нашей экспедиции через хребет Бухурик. Удачное его прохождение вкупе с экспедицией 1982 года по Хангарульскому хребту сулило осветить и предложить для туристского освоения обширный район стыкования различных горных хребтов, разделяющихся бассейном реки Зун-Мурин.

Завтра дневка. И хотя мы пришли сюда рано, во втором часу пополудни, но в хозяйственных заботах я не успел осмотреть местность. Отсюда хорошо виден пик Телефонный и несколько гор его окружения, между которыми, следуя карте, проложена старинная конная тропа. В прежние времена, когда средством передвижения были лишь кони и горные дороги использовались круглогодично, для безопасности путешествий выдвигалось одно из главных условий — тропы не должны быть подвержены капризам погоды: паводкам ли, снежным заносам или горным обвалам. Поэтому в большинстве своем они прокладывались не по долинам, а по верхам: по горным кряжам, хребтам, нагорьям. Хребет Бухурик представлялся идеальным местом для конного путешественника: незначительный перепад высот, обилие, корма и воды. С развитием современных средств сообщения отпала необходимость в горных дорогах, и горы обезлюдели. Лишь одиночные охотники да пастухи изредка пройдут этими путями.

Нам необходимо найти кончик старой тропы, и тогда можно распутать весь клубок. Конечно, сделать это зимой чрезвычайно трудно. Мы склоняемся над картой. Тропа на ней показана очень жирным курсивом. Это означает, что она одна из самых популярных дорог прошлого. Таких троп по Хамар-Дабану можно найти две, от силы — три. Верно? Следовательно, в лесной зоне на деревьях должны быть многочисленные затесы, а в гольцах в местах перегибов склона и вообще в приметных местах должны встретиться каменные пирамиды. Это традиционный бурятский способ обозначения тропы. Вот по этим признакам следует ориентироваться. Предлагаю завтра послать разведку: пойду я сам и со мной... Юра Помазкин. Он выглядит наиболее свежим.

Поднимались к гольцам по ручью Казарменному. Во втором распадке от зимовья стали оглядывать деревья: нет ли затесов. Их не было, мы прошли дальше. В следующем — то же, но направление его совпадало с картой, и мы начали подъем. Метров через пятьсот ручей оставили и полезли вверх боковым склоном. Потом сняли лыжи и, благодаря тому что снега тут неглубокие, через час выбрались к гольцам. Лесная зона осталась внизу. Пик Телефонный совсем рядом. И как награда — на спине, гривы мы увидели высокие столбики туров, сложенные из плоских камней. Хоть и редкие, они все же указывали направление движения. На лыжах подошли к хребту и увидели седловину перевала. Несколько крутых взлетов, и вот мы на нем. Огромная двухметровая пирамида тура, с торчащими палками, с традиционными ленточками, вызвала наше дружное «ура-а!»-Путь найден. С любопытством взглянули на противоположную сторону: что за страна нас ждет впереди? Хребет Бухурик соединялся с отрогом пика Телефонный и уходил от нас на северо-восток плавной дугой. Обширный, заснеженный.

«Да-а! — крякнул Помазкин. — Пустыня. Снежная!» Я взял азимут на ближайшую гору с характерным столообразным верхом и обрывистыми стенами. Километров на сорок Бухурик просматривался хорошо, и мы легко набросали предполагаемый путь на завтра. Спустились на лед почти в самое верховье ручья Казарменного, а вскоре были дома.

Трудно угадать погоду в горах, почти невозможно. Казалось бы, ну откуда взяться снегу? Вчера с перевала на добрую сотню верст видны были горы и чистое-чистое небо. Ночью светили звезды. К утру, правда, они странным образом заморгали, и с рассветом посыпал колючий снежок.

Пока шли в лесной зоне, нам все казалось, что снег вот-вот прекратится и выглянет солнце. Ветер почти не чувствовался. Но когда поднялись выше, увидели, что окрестные вершины уже скрылись за облаками, и на нас дохнуло холодным порывом ветра. Жаль, что товарищам не удалось увидеть панораму Бухурика, насладиться видами двух и трех дней предстоящего пути. Такое в путешествиях встречается редко, и все больше при траверсах хребтов. Увы, ничего не было видно на ближайшие 206—300 метров. Похвалив себя за вчерашнюю предусмотрительность и наметив направление движения, отдал команду на спуск к водоразделу Бухурика.

«Лучшее впечатление от восхождений — это спуски». Есть такой афоризм в туристской среде. Я не сомневался, что для таких лыжников, как мои товарищи, это доставит удовольствие. Склон Перевала не крут и заснежен. Но случилось вдруг непонятное. Пока я упаковывал записку, друзья ушли вперед и буквально через несколько десятков метров начали падать. Мне хорошо была видна растянувшаяся цепочка и их растерянность. Я окликнул: «Что случилось?» — «Ни черта не видно. Плаваем, как в молоке».

Ситуация действительно оказалась необычной. Матовая поверхность снега, белесая, неуловимая глазом плотность облаков, и над всем этим желтое пятно солнечного диска. Лучи его вязли в тумане, рассеивались и до земли не доходили — даже мы не отбрасывали тени. Белое непроницаемое безмолвие. Взгляд плавал в этой однородной массе тумана, снега, и мозг, не получая информации, ив вырабатывал никакой команды для удержания равновесия. В действиях рук, ног нарушилась синхронность. Движения чащи напоминали действия Сильно подвыпивщего человека. В душу закрадывался беспричинный страх. Это напала белая мгла. Мне пришлось уже испытать нечто подобное в 1975 году на Камчатке, когда белая мгла явилась причиной того, что мы сбились с пути.

«Стой! Всем собраться вместе!» Но команда моя чуть-чуть опоздала. Юра Помазкин шел первый, шел неуверенно, а тут и вовсе остановился: «Не пойду. То ли вниз идем, то ли вверх...» Артур не выдержал: «Идешь как на каторгу. Пусти меня». Он обогнул Помазкина, сделал вперед два шага и вдруг упал, словно провалился куда-то. Здесь оказался перегиб склона и следом резкое понижение. К счастью, кувырок прошел без последствий. Мы собрались вместе и дальше шли не растягиваясь, осторожно, с оглядкой. Задние ориентировались по передним и наоборот. Таким образом мы создали глубину резкости и ориентировка восстановилась. Фигуры хорошо выделялись на белом фоне, и взгляд находил точку опоры. С глаз спало напряжение. Потом показались какие-то скалы, россыпи камней, пространство наполнялось предметами. Мы спускались все ниже, и когда ступили на перемычку хребта, пелена тумана осталась вверху. По хребту гулял резкий ветерок и рвал туман в клочья. Переживаний нам на сегодня достаточно. Заметив истоки реки Малый Уругудей и густой кедрач, почти не сговариваясь, повернули к нему.

Странно, ночью светили звезды и был сильный мороз, мы видели гору, к которой шли по азимуту, а утром опять ветер и снег.

Собирались медленно, вышли нехотя. Туман то сплошной пеленой накрывал нас и горы, то приоткрывал ненадолго ближайшие сопки, и я едва успевал сверить направление, как занавес падал, все исчезало. Съели холодный обед и шли до вечера. Пришлось много тропить. Но в природе наметились изменения. После полудня туман стал реже, а часам к четырем вдруг пополз вверх. Быстро-быстро. Ветер стал стихать, и вот Бухурик открылся почти весь. Верно поэтому настроение у нас сильно отличалось от вчерашнего. То, что удачно прошли в таких сложных метеоусловиях, давало нам дополнительную уверенность и заряд энергии на будущее. Так приходит опыт. Даже у Сабенко, который ранее опасался зимнего траверса, пропала подавленность в настроении.

Это было последнее испытание. Непогода отступила. Над обширным регионом Южного Прибайкалья, Монголии и Саян возникла зона высокого давления, которая образовалась с пришедшим сюда антициклоном. За все предыдущие тяготы похода природа подарила солнечный и теплый день. Мы поднялись на последнюю вершину хребта — 2195 м и окинули взглядом пройденный путь: горы Бухурика, его глубокие распадки, где рождаются реки, пик Телефонный вдали и еще дальше, на одной линии с ним, Уругудеевский голец. Поразительная видимость. Гора 2195 м — крайняя в цепи вершин, за ней Бухурик рассыпается на ряд мелких отрогов и теряется в речных долинах. Склоны горы 2195 м обрываются в сторону Тункинской долины очень резко, создавая впечатление, что гора стоит на краю обрыва. Ее удачное местоположение давно облюбовали топографы, водрузив на макушку горы триангуляционную вышку. При спуске нас поджидала очередная неожиданность — снег.

На всем протяжении путешествия отмечалось малоснежье. Его хватало под лыжи, но не было тех трудностей в троплении лыжни, которые приходится испытывать в других местах, когда кажущиеся беспредельными глубина и необъятность снежного покрова вселяют тоску и неуверенность в своих силах. Здесь этого не было. И вот теперь снег. Такое неравномерное распределение его вызвано тем, вероятно, что рядом расположена Монголия, являющаяся из-за своих природных и географических условий родиной антициклонов, а с другой стороны подходят влажные муссоны с Байкальской котловины. Извечной борьбой этих погодных факторов и объясняются, пожалуй, неожиданная перемена погоды, величина снежного покрова, характер зимних рек и т. п.

Мы почти тонули в снегу. Невозможно тропить лыжню, вытащить из снега лыжу и сделать хотя бы шаг. Плюс крутизна склона. В таких обстоятельствах выход один — рюкзак долой и тропить налегке. Дело пошло на лад. С трудом, но мы пробивались вперед, и за нами оставалась широкая накатанная колея.

Вышли на границу леса, попали в верховья ручья Бартой и двигались вдоль его склона. Множество следов крупнокопытных животных и ни единого следа присутствия человека. Хотя нет, мы не правы. Вот встретилась тоненькая строчка лыжни, одиночный след. Появилась надежда, что встретим зимовье. И мы встретили его — на утро, в 500 метрах от места ночевки. Не смогли дойти, увязнув в глубоких наледях. Ставили палатку при луне. Мороз навалился со страшной силой, забираясь под теплые куртки, в остывшие валенки, стреляя залпами на речном льду.

Днем вышли к реке Ингасун, а к вечеру спустились на реку Зун-Мурин. Это северо-восточные границы хребта Бухурик. До населенки оставалось всего 70 километров, почти рядом.

Было еще три дня ходу по Зун-Мурину, были затяжные переходы, наледи, дни стояли теплые и солнечные. Был прощальный костер в последнюю ночь похода, когда мы проговорили почти до утра, но поход с его сложностями, неизвестностью, загадочностью пути кончился, когда кончился хребет Бухурик. Полмесяца горы держали нас в напряжении, а теперь мы выполняли лишь обыденную и знакомую работу.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

По результатам похода можно сказать, что экспедиция выполнила возложенные на нее задачи. Пройден заявленный маршрут протяженностью 320 километров. Открыты и пройдены перевалы:

Зангисанский, Иркутских железнодорожников, Жемчугской тропы. Совершены восхождения на узловые вершины. На некоторых мы побывали первыми из туристов. Впервые пройден траверсом хребет Бухурик. Даже удивительно, что такая большая горная страна оставалась неизвестной. Туристские группы обтекали ее по глубоким речным ущельям Зун-Мурина и Харагуна. Первопрохождение составило 68 процентов от нитки маршрута, что, конечно, потребовало от участников высокой физической и моральной подготовки.

Открытый нами новый туристский район отвечает всем требованиям лыжного туризма, и в то же время он имеет свое отличие от других мест Сибири, признанных центров лыжного туризма. Здесь нет того глубокого снежного покрова, который давит на психику любого человека своей беспредельностью и глубиной и забирает порой все силы на его преодоление. Есть отличия в геоморфологии, характере рек, природных факторах.

И хотя мы первыми из туристов побывали в этом доселе неизвестном районе, но, думаем, не последними. Ведь мало осталось на земле, и в частности в Сибири, мест, где бы не побывало это вездесущее восторженное племя. Гора Байшинту-Ула, хребты Джидинский, Хангарульский и Бухурик являются как раз такими местами, к которым" устремятся наши последователи.

Легкой лыжни вам и ясного Неба!

 

Из журнала "Ветер Странствий" № 25.

К оглавлениию >>