Михаил ДЕЕВ. АДМИРАЛ АРКТИКИ

Деев Михаил Гаврилович родился в 1937 г. Окончил географический факультет МГУ в 1964 г. Географ-океанолог, кандидат географических наук,участник морских и арктических экспедиций. Опубликовал несколько историко-географических статей в сборнике «Летопись Севера», журнале «Морской флот» и т. д. Живет в Москве.

У древней стены на старой территории Новодевичьего кладбища стоит строгая плита из полированного лабрадорита — маленький бронзовый кораблик, распустив паруса, неизменно стремится вперед. Вечный покой и вечное движение. Размашистый автограф: «Н. Зубов», годы жизни: «1885—1960» и скупые строчки: «Профессор, доктор географических наук, инженер-контр-адмирал, заслуженный деятель науки и техники РСФСР»... И каждый год весенним майским днем вот уже более 20 лет у этого скромного надгробия собирается большая группа людей, в которой можно встретить капитана дальнего плавания и известного полярного летчика, пожилого профессора и совсем еще юных студентов. Но здесь все они только его ученики, и все они приходят сюда в его день рождения, чтобы снова и снова вспомнить Николая Николаевича Зубова — полярного исследователя, океанолога, географа.

Он родился 11 (23) мая 1885 г. в семье кадрового армейского офицера. Местом его рождения называют г. Измаил, но в Центральном архиве ВМФ сохранилось «Свидетельство», в котором есть и такие строки: «...по хранящейся в Консисторском архиве метрической книге Екатерининской церкви местечка Липкан Хотинского уезда за 1885 год состоит в записи под № 30-м следующий акт: «1885 года, мая одиннадцатого дня, у штабс-ротмистра Астраханского драгунского полка Николая Тимофеева Зубова и законной жены его Людмилы Ерастовой, первобрачных и православного исповедания, родился сын Николай...»»

Боевой офицер, участник русско-турецкой войны 1877—1878 гг., Николай Тимофеевич Зубов родился 22 ноября 1854 г. в Херсонской губернии воспитывался в Харьковской гражданской гимназии, окончил курс наук в Елисаветградском кавалерийском юнкерском училище и офицерскую кавалерийскую школу, в гражданской службе не служил, наказаниям и взысканиям не подвергался, недвижимого имущества родового или благоприобретенного не имел.

Николай Тимофеевич был женат на дочери майора Скулянской бригады пограничной стражи Ераста Алексеевича Берга — Людмиле.

Происхождение из семьи провинциального кадрового офицера, содержавшего семью только на свое жалованье, уже предопределило в известной степени характер жизненного пути его первенца. Когда мальчику исполнилось 10 лет, он был отдан в один из многочисленных кадетских корпусов, которые готовили будущих юнкеров для офицерских училищ. И скорее всего юноше предстояло повторить карьеру отца — пройти трудный путь российского армейского офицера. Однако судьба распорядилась иначе.

Ротмистр Николай Тимофеевич Зубов, из почетных граждан Херсонской губернии, как свидетельствуют его послужные списки, к 1901 г. получил звание подполковника и стал дворянином. Сын к этому времени закончил курс обучения в кадетском корпусе, и нужно было определить его дальнейшую судьбу. Николай Тимофеевич подал прошение о допуске сына к конкурсным экзаменам в специальные классы Морского кадетского корпуса.

Морской корпус был в своем роде уникальным военным училищем. Основанный еще Петром Первым, он накопил за 200-летнюю историю богатые традиции, и его воспитанники не без оснований гордились своей Alma mater. Из его стен вышли практически все знаменитые русские, а впоследствии и многие советские флотоводцы. В отличие от многих других офицерских училищ здесь обучались только дети потомственных дворян. Вот как писал в своих воспоминаниях об этой колыбели строевых офицеров Российского императорского флота А. А. Игнатьев — большой знаток всей системы военного образования России: «Это было действительно отмежеванное от мира закрытое учебное заведение, в которое принимались по преимуществу сыновья моряков. Курс обучения здесь был серьезный, особенно в отношении математики и трех иностранных языков, которые кадеты изучали в совершенстве. Морская подготовка был поставлена более строго, чем военная подготовка в сухопутных военных корпусах и училищах».

Конкурсные экзамены в Морской корпус приходилось держать (Я только детям, но и их родителям. Первые подтверждали свой образовав тельный ценз, вторые — сословный и имущественный. Как вспоминал впоследствии сам Николай Николаевич, родительский экзамен оказался едва ли не сложнее (в семье было уже шесть детей, а жалованье подполковника Зубова вместе со столовыми и квартирными составляло 1640 рублей в год). Но все это осталось позади, и Николай Зубов стал воспитанником Морского кадетского корпуса.

Три года учебы пролетели незаметно. Наступил 1904 год. Гардемарины старшей роты готовились к выпускным экзаменам и только еще применяли новенькие черные мундиры с мичманскими звездочками на золотых погонах, когда далеко на востоке началась война, которая быстро и властно вмешалась в судьбы совсем еще юных командиров флота. 28 января 1904 г. состоялись досрочный выпуск 128 старших гардемаринов Морского корпуса и производство их в мичманы. В списке старшинства выпуска 1904 г. (старшинство определялось суммой баллов по всем дисциплинам, включенным в аттестат) гардемарин Николай Зубов стоял двадцать восьмым. Так он стал морским офицером. Ему шел девятнадцатый год.

Мичман — первый офицерский чин царского флота — согласно табели о рангах, приравнивался к чину поручика в сухопутной армии.

Николай Зубов был зачислен в 14-й Балтийский флотский экипаж, прослушал еще краткий курс артиллерийского и минного дела, после чего начал офицерскую службу вахтенным начальником на недавно спущенном на воду и находившемся в достройке эскадренном броненосце «Орел».

Это назначение на корабль, включенный в боевое ядро 2-й Тихоокеанской эскадры, которой предстоял далекий поход на Дальневосточный театр военных действий и которую ожидала в будущем печальная участь быть разгромленной японским флотом, означало новый поворот в судьбе молодого офицера. Впрочем, служба на «Орле» оказалась совсем короткой. 2-я эскадра комплектовалась в большой спешке, перемещения личного состава следовали одно за другим, и уже в августе мичман Зубов переводится на миноносец «Блестящий», который почти на десять месяцев становится для него родным домом.

К концу лета 1904 г. русские сухопутные войска отступали, 1-я Тихоокеанская эскадра была блокирована в осажденном Порт-Артуре, и все надежды на перелом в ходе войны царское правительство возлагало на 2-ю Тихоокеанскую эскадру, собранную наспех и составленную из разнотипных кораблей, часто неукомплектованных. Среди ее личного состава преобладали пессимистические настроения. И матросы, и значительная часть офицеров покидали Балтику с тяжелым чувством людей, обреченных на гибель.

Поход на Дальний Восток, тяжелый для военных кораблей сам по себе, был необыкновенно трудным для миноносцев. Никакими проектами не предусматривалось участие этих крошечных 3507тонных корабликов в почти кругосветном плавании. И сам факт их вхождения в роковые воды Цусимского пролива в полном составе говорит о немалом судоводительском искусстве командиров и команды миноносцев. Одним из этих командиров был мичман Николай Зубов, «непоседливый и стремительный юноша — именно таким он запомнился перед боем своим товарищам по оружию.

На рассвете 14 (27) мая 1904 г. японский вспомогательный крейсер обнаружил русскую эскадру и вызвал по радио основные силы. После полудня обе эскадры сблизились, и сражение началось. А наутро следующего Дня русская эскадра перестала существовать как боевая сила. «Блестящий» получил несколько прямых попаданий снарядов крупного калибра, причинившие большие повреждения, и понес потери в личном составе.

Осколками разорвавшегося снаряда был убит командир миноносца капитан 2-го ранга Шамов и получил серьезные ранения вахтенный начальник мичман Зубов

«Блестящий» вышел из боя с развороченным бортом, вода начала поступать в кочегарку, угрожая взрывом котлов. Когда дальнейшая борьба за жизнь корабля стала бесполезной, экипаж перешел на оказавшийся поблизости однотипный с ним корабль «Бодрый», а покинутый миноносец медленно погрузился на дно. После долгих мытарств «Бодрый» добрался до Шанхая, где был интернирован до конца войны, а раненый мичман Зубов был помещен в больницу. Только спустя полгода он вернулся на Родину.

Трагические события Цусимского боя оставили неизгладимый след в памяти молодого офицера. До глубокой старости он сохранил о них живые, яркие воспоминания.

По возвращении в Россию Н. Н. Зубов удостаивается своих первых боевых наград: светло-бронзовой медали в память русско-японской войны с бантом, орденов св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом и св. Анны 4-й степени с надписью: «За храбрость». За отличную службу он получает в 1907 г. звание лейтенанта.

В 1908 г. Зубов успешно выдерживает конкурсные экзамены в Николаевскую Морскую академию и спустя два года, после окончания ее по гидрографическому отделу, зачисляется в штурманские офицеры 1-го разряда.

Здесь необходимо отметить первые противоречия, начинающие появляться в прямой прежде линии его военной службы. Н. И. Зубов много размышляет о причинах недавних поражений русского флота, поражений, небывалых по масштабам за всю его 200-летнюю историю, внимательно изучает литературу по морской тактике. В итоге этих размышлений появилась серия статей, началом которой стала работа «Мысли о сигнализации в бою». В то же время в академии он специализируется в области гидрографии — пожалуй, самой «гражданской» из военно-морских дисциплин. В академические годы он впервые начал серьезно интересоваться океаном, и немалую роль в этом новом увлечении сыграл преподававший в Морской академии Юлий Михайлович Шокальский. С этих пор устремления молодого офицера потекли по двум руслам: с одной стороны, продолжалось увлечение морской тактикой, с другой — появилась тяга к новой, по сути только еще зарождающейся науке — океанографии.

А служба оставалась службой. Шли годы восстановления и реорганизации флота, вступала в силу новая судостроительная программа, была утверждена новая классификация военных кораблей. Одно за другим следуют многочисленные перемещения по службе. Судя по записям в послужном списке, лейтенант Зубов ревностно относился к службе. «В службе сего офицера не было обстоятельств, лишающих права на получение знака отличия беспорочной или отдаляющих срок выслуги к этому знаку». В декабре 1912 г. Н. Н. Зубову присваивают очередное звание — старшего лейтенанта.

С большим удовлетворением он воспринимает новое назначение — гидрографическое судно «Бакан», где получает наконец возможность заняться исследованием океана. Далее следуют гидрографические работы на Балтике и рейс на Север, в Баренцево море. Николай Николаевич впервые в Арктике, и, кто знает, может быть, именно эта встреча повлияла впоследствии на окончательный выбор пути... Здесь им был сделан первый скромный вклад в гидрографию — произведена опись и мензульная съемка губы Митюшихи на западном берегу Северного острова Новой Земли.

Тяготясь строевой службой, ссылаясь на участившиеся головные боли, быструю утомляемость и раздражительность, старший лейтенант Зубов подает рапорт и в 1913 г. выходит в отставку. Он переходит на гражданскую службу, в отдел торговых портов Министерства торговли и промышленности, с которым уже был связан, будучи военным гидрографом. Здесь Н. Н. Зубов разрабатывает основы гидрометеорологической службы для морских портов. Отсюда его командируют на стажировку в Бер-ген, в Институт геофизики. В Бергене в то время существовала едва ли не первая школа океанографии, в которой сотрудничали Бьеркнес, Гел-ланд-Ганзен, всемирно известный Нансен.

По возвращении в Россию Н. Н. Зубов читает лекции по гидрологии слушателям Гидрологических курсов при Министерстве торговли и лекции по тактической навигации для штурманских офицеров. Летом 1914 г. он возглавляет учебную экспедицию по Балтийскому морю на шхуне «Утро». Во время одного из выходов в море неожиданно погасли маяки — началась первая мировая война.

Вскоре Н. Н. Зубов возвращается в военный флот и назначается командиром миноносца «Послушный». За отличную службу он повышается в чине до капитана 2-го ранга, а за боевые заслуги получает орден св. Анны 3-й степени с мечами и бантом. В 1915г. Н. Н. Зубов переводится на штабную работу и вступает в должность флагманского штурманского офицеpa штаба начальника дивизии подводных лодок Балтийского моря, а годом позже он на такой же должности, но уже в штабе командующего флотом Балтийского моря. Этот второй этап его службы в качестве строевого офицера военно-морского флота обрывается грозными событиями Великой Октябрьской социалистической революции.

Н. Н. Зубов в год окончания Морского кадетского корпуса. 1904 г.

После революции начался новый этап жизни, формирование ученого — исследователя океана. Н. Н. Зубов становится сотрудником Плавморнина (Плавучего морского научного института), организованного декретом СНК в марте 1921 г., — первого океанологического научного учреждения в молодом Советском государстве. Вскоре Плавморнин получил в свое распоряжение недостроенное зверобойное судно «Персей», которому суждено было стать первенцем советского научно-исследовательского флота. В августе 1923 г. «Персей» вышел в рейс. Гидрологические работы на судне возглавлял Н. Н. Зубов. Здесь он возобновил свою педагогическую деятельность, прерванную первой мировой войной, прививая любовь к морю молодым, начинающим исследователям. Его ученики были сразу же покорены талантом своего наставника. «...Мне очень повезло в жизни! Моим первым морским воспитателем... был строгий и требовательный Николай Николаевич Зубов. Ему я обязан тем, что стал гидрологом» — так полвека спустя писал В. А. Васнецов.

Строгий и требовательный! Эти черты характера Н. Н. Зубова отмечали все, кто с ним когда-либо работал. И никто никогда не обижался на это, может быть, потому, что учитель был строг и требователен прежде всего к себе самому.

В 20-х годах существовали как бы два Зубовых. Один — морской гидролог — занимался исследованием процессов, происходящих в водах Баренцева моря и совместно с В. В. Шулейкиным, Л. А. Зенкевичем, В. Ю. Визе, М. В. Кленовой и многими другими закладывал основы советской океанологии. Второй — профессиональный военный моряк — читал лекции и продолжал развивать курс морской тактики перед слушателями Военно-Морской академии. Так на протяжении почти 15 лет, начиная с работы в Бергенском институте геофизики, Н. Н. Зубов создает учение о морских водах и льдах, параллельно развивая и обогащая тактику морского боя.

В эти годы перед ним начинает вырисовываться в полном объеме сложнейшая проблема морских прогнозов для северных морей СССР, без решения которой было немыслимо интенсивное освоение Северного морского пути. В печати одна за другой появляются его научные статьи по океанологии, ширится круг развиваемых в них проблем. В то же время цикл работ по теории военно-морского искусства постепенно сокращается и в 1927 г. завершается статьей «Торпедная диаграмма».

В начале 30-х годов Н. Н. Зубов разрабатывает научные программы, по которым организует и проводит две арктические экспедиции в высоких широтах Баренцева моря, занявшие видное место в истории арктического мореплавания. Вызывают восхищение те чрезвычайно скромные средства, с которыми удалось получить важные научные результаты. И прежде всего сам корабль. Это был 100-тонный, деревянный, моторно-парусный бот «Н. Книпович», развивавший ход 7,5 узла и обладавший автономностью плавания в течение трех недель.

Начальник экспедиции так описывал свое судно: «До чего же мал этот «Книпович»!.. В каютах койки поднимаются одна над другой, как вагоне, но все помещение и койки уже и ниже, чем двухместное купе. Я небольшого роста, но когда я вытягиваюсь, то почти достаю головой и ногами до концов моей койки». И далее: «Теснота на «Книповиче», по-видимому, чрезмерна... нельзя нигде сдвинуться с места, чтобы кого-нибудь да не побеспокоить. Такая же теснота и в лабораториях. Уголок, где будут производиться определения растворенного в воде кислорода, не больше будки телефона-автомата».

И вот на этой скорлупке 4 сентября 1930 г. экспедиция выходит в Арктику — «тогда, когда оттуда уже возвращаются даже птицы»! Что это — только стремление выполнить программу любой ценой? Едва ли. Еще в декабре 1929 г. Н. Н. Зубов составил ледовый прогноз: «...деловитость в Баренцевом море в августе 1930 года будет меньше 12% (меньше 12% всей площади Баренцева моря будет занято льдами) при средней многолетней августовской деловитости 32%».

Прогноз оправдался. «Книпович» поднялся в свободном плавании выше 81° с. ш. В этом рейсе была выполнена обширная программа гидрологических работ, направленная на исследование путей миграций промысловых рыб, условий их кормежки и других вопросов, важных для развивавшейся рыбной промышленности Севера. Экспедиция была описана Н. Н. Зубовым в тоненькой книжке «20 дней на ледовом море», ставшей теперь библиографической редкостью. В ней рядом со строго научными положениями и выводами нашлось место совершенно великолепным лирическим описаниям арктической природы: «...проплывает небольшой белоснежный айсберг. Его причудливая форма говорит о том, что он почти разрушен и лучами солнца и всплесками волны. Умирающий лебедь». Так отразилась еще одна сторона многогранной натуры Николая Николаевича — несомненный поэтический дар.

Особенно знаменитым стало высокоширотное плавание «Книповича» в августе — сентябре 1932 г., выполненное согласно программе океанографических работ Второго Международного полярного года (МПГ), во время которого впервые в истории арктического мореплавания был обойден с севера с попутными гидрологическими работами архипелаг Земли Франца-Иосифа. И снова большой риск для «Книповича» — оказаться затертым тяжелыми льдами — обоснован ледовым прогнозом, сулившим редкие для этих широт благоприятные условия плавания. «Ровно в полночь на 2 сентября мы обогнули мыс Флигели — самый северный мыс Земли Франца-Иосифа. Чудная погода; на севере горит полуночное солнце...» — написал Н. Н. Зубов в своих путевых заметках.

Тридцатые годы стали очень важным этапом в жизни Зубова как. Ученого-мореведа. Им были опубликованы основы динамического метода расчета морских течений и практический метод расчета элементов зимней вертикальной циркуляции. В эти годы Николай Николаевич много работает на посту ученого секретаря Комитета по проведению Второго МПГ в Советском Союзе. Успешно развивается педагогическая деятельность Н. Н. Зубова. С 1930 г. он читает лекции студентам Московского гидрометеорологического института. В это время Н. Н. Зубов предлагает новое название науки о физических процессах в море — «океанология» вместо прежнего чисто описательного термина «океанография».

Н. Н. Зубов — инженер-контр-адмирал	Исследователи Арктики 30-х годов (слева направо): Н. Н. Зубов, М. И. Шевелев, X. Уилкинс и Э. Т. Кренкель. 1938 г.

В 1932 г. было организовано Главное управление Северного морского пути, началось развернутое, планомерное дальнейшее освоение важной полярной магистрали, расширение сети гидрометеорологических станций, строительство воздушных и морских портов, рудников и угольных шахт. Регулярные ледовые прогнозы в этой обстановке становились насущной необходимостью. Ведущие советские ученые — исследователи полярных морей объединили свои усилия в Межведомственном бюро ледовых прогнозов. Вместе с Н. Н. Зубовым здесь начали работать В. Ю. Визе, С. Д. Лаппо, Л. Ф. Рудовиц, В. В. Шулейкин.

Плодотворную теоретическую работу Н. Н. Зубов непрерывно сочетает в эти годы с практической деятельностью в море. Он руководит юбилейным, 50-м рейсом «Персея» в Гренландском и Норвежском морях, в котором, по его словам, «лично пришлось, участвуя в экспедиции на э/с «Персей» в качестве ее начальника, в 1934 г. провести работы, охватившие обширный район между островами Медвежьим, Ян-Майеном, кромкой гренландских льдов и Шпицбергеном с предварительными и последующими работами в западной части Баренцева моря».

Годом позже Н. Н. Зубов — научный руководитель экспедиции на ледокольном пароходе «Садко», которая вошла в историю под названием Первой высокоширотной. Это судно считалось лучшим из серии ледокольных пароходов, сочетавших неплохие по тем временам качества ледокола (ломало метровый лед) с довольно высокой грузоподъемностью. Руководил походом «Садко» Г. А. Ушаков, возглавлявший в 1930—1932 гг. уникальную экспедицию на Северную Землю, результатом которой стало составление первой карты прежде неведомого архипелага. А капитаном судна был назначен Н. М. Николаев, который годом раньше провел ледорез «Литке» из Владивостока в Мурманск Северным морским путем в одну навигацию.

О задачах экспедиции Н. Н. Зубов писал: «Сбор данных для прогнозов являлся первой задачей экспедиции. Второй задачей экспедиции было изучение морских льдов во всех отношениях — физическом, химическом, биологическом, механическом и в навигационном. И наконец, третьей задачей явилось изучение поведения корабля среди льдов и в море, в особенности исследование ледовых свойств корабля».

На картах арктических морей в те годы было много белых пятен, и оставались пространства, по которым еще никто никогда не плавал. Существовали и мифические «земли», нанесенные по сообщениям, догадкам и предположениям капитанов, землепроходцев, охотников, ученых. Одну из таких загадок представляла так называемая Земля Джиллиса. Это сегодня можно со снисходительной улыбкой человека эпохи космических полетов читать о бытовавших пятьдесят лет назад географических заблуждениях, а тогда...

Большой романтик моря, Николай Николаевич искренне и очень долго верил в существование «Земли Джиллиса». «Земля» помещалась к северо-востоку от Шпицбергена между 20-м и 42-м меридианами в. д. Там, по словам Николая Николаевича, «лежит язык, который спускается с северо-востока почти до Семи Островов, куда ни один корабль не мог проникнуть. Это действительно белое пятно. Всегда, даже в самые лучшие годы, здесь стена льдов. Или это мелководье... или это земля... По многим признакам, перечислять которые нужно в отдельной статье, я думаю, что «Земля Джиллиса», вероятно, все же существует...».

Э. Виленский и М. Черненко в своей книге «Высокие широты» так описывали происходившие события: «В 1934 году «Персей» поднялся выше Семи Островов. Стояли дни исключительной видимости. Тогда снова на горизонте возник призрак «земли». Был ли это мираж или далекое изображение, поднятое рефракцией? Льды задержали судно.

Пришлось повернуть к югу. Зубов ушел в каюту, заперся там и запретил при нем говорить о «земле»».

И вот на борту «Садко»: «Разговоры о «Земле Джиллиса» не прекращаются ни на минуту. Книги, содержащие сведения об истории этой «земли», путешествуют из каюты в каюту. Завязываются яростные споры. Все почему-то верят, что «земля» есть, что мы ее увидим, нанесем на карту и прекратим затянувшийся двухсотлетний спор». Это яркая иллюстрация еще одного свойства характера Николая Николаевича. Он обладал редким даром живо увлекать своими идеями ближайших сотрудников, и его догадки, гипотезы, предположения быстро становились достоянием его окружения.

Какое чудесное было время! Они все ощущали себя почти что Колумбами. И они .открыли землю! Правда, совсем в другом районе. Это был остров, относящийся к типу островов — ледяных шапок, целиком состоящий из льда. Они назвали еro в честь начальника экспедиции — островом Ушакова.

А «Земля Джиллиса»? «Мы уходим, унося с собой загадку «Земли Джиллиса»... — пишут Э. Виленский и М. Черненко. — Кто скажет, призрак какой земли привиделся Джиллису, Макарову, Уорслею на далеком горизонте? Что за темное, неподвижное облачко мерещилось нам?..»

«Садко» установил рекорд широты, достигнув в свободном плавании северной параллели 82° 42' на 87-м восточном меридиане. Здесь на глубине 2365 м была выполнена глубоководная станция, взяты пробы грунта и донных организмов, проделан гидрохимический анализ. По результатам экспедиции 1935 г. на картах появилось обширное мелководье Садко, остров Ушакова, обнаружены в промежуточных слоях теплые воды атлантического происхождения. Н. Н. Зубов получил много интересных данных в результате наблюдений над льдами, их формой, структурой, процессом разрушения, были открыты закономерности сжатий и разряжений льдов в зависимости от фазы прилива.

Значение экспедиции на «Садко» для того времени трудно переоценить. Был сделан важный шаг в реализации программы морских исследований, намеченной в общем плане работ Главсевморпути.

Освоение Северного морского пути давалось стране огромным напряжением сил. Порядки в учреждениях Главсевморпути установились строгие, но иначе и не могло быть. Специалист, подписывавший метеорологический, морской или ледовый прогноз, брал на себя тяжелую ношу ответственности за судьбы людей, самолетов и судов. Порой надо было обладать немалым мужеством, чтобы все-таки подписать прогноз. И в этой трудной обстановке Н. Н. Зубов не однажды проявлял твердость характера. Любопытен случай, который описан Евгением Рябчиковым в очерке «Пламя над Арктикой». Строился знаменитый Норильский металлургический комбинат. В Дудинке под разгрузкой стояли суда. Порт был оборудован пока еще плохо, разгрузочных средств не хватало, выгрузка задерживалась, а навигация неумолимо подходила к концу: «...небо уже темнело, по реке плыло ледяное сало, сулившее скорый ледостав, и это не могло не беспокоить даже бывалых судоводителей. Поблизости ни затона, ни бухточки; замешкаешься — беда...» Капитаны торопились покинуть неприютный дудинский порт. Капитан порта пустил в ход всю свою дипломатию, лишь бы уговорить их задержаться на несколько дней, ведь груз так необходим строящемуся Норильску. Но уговоры не помогли — Енисей угрожает вот-вот замерзнуть, и тогда... Начальник порта по радио обращается в Москву, в Бюро прогнозов Главсевморпути. Спустя несколько часов оттуда приходит телеграмма: «Немедленно вручить тчк Проверки прогноза подтверждаю возможность задержки флота три дня зпт повторяю три дня беру полную ответственность тчк Зубов». А как раз в эту навигацию условия на трассе Северного морского пути складывались очень трудные. Арктика властно нарушала планы людей и еще раз показала, что с ней можно обращаться только на «Вы». По словам самого Н. Н. Зубова, «навигация в Арктике... прошла очень тяжело. По разным причинам... много кораблей и ледоколов осталось на зимовку не только у берегов, но и в дрейфующих льдах в открытом море».

Это был 1937 год...

Накопленный им богатый опыт океанолога и ледоисследователя Николай Николаевич обобщил в обширной монографии «Морские воды и льды», вышедшей в 1938 г. в издательстве Главсевморпути и ставшей одним из лучших учебников для студентов-океанологов.

Ледовые прогнозы, в составлении которых Н. Н. Зубов принимал постоянное участие, в значительной степени обеспечивались данными авиационных ледовых разведок, постепенно ставших регулярными. Эти разведки осуществлялись специальными авиаотрядами, расположенными на разных участках Северного морского пути. Результаты таких разведок помимо всего прочего зависели от квалификации гидролога — ледового разведчика и носили в известной степени субъективный характер (одни и те же условия могли быть оценены по-разному разными людьми). Избежать этой субъективности можно было, имея оценку ледовой обстановки по всему Северному морскому пути, полученную одним наблюдателем — «одними глазами» или «единым взглядом», по выражению Н. Н. Зубова. Планы таких разведок, получивших впоследствии название «стратегические», Н. Н. Зубов начал вынашивать к концу 30-х годов. Но для столь продолжительных полетов необходимы были и специальные самолеты, способные покрывать без посадки огромные просторы арктических морей. В одном из первых полетов в мае 1939 г. участвовал сам Николай Николаевич. Полет осуществлялся на самолете «СССР Н-170» — флагмане полюсной экспедиции 1937 г. Пилотировал машину известный полярный летчик Герой Советского Союза М. В. Водопьянов. Через два дня после возвращения из полета Н. Н. Зубов выступил в «Известиях» с большой статьей «Ледовая авиаразведка», в которой подводил итоги воздушной экспедиции, объяснял ее значение, обосновывал необходимость таких полетов в будущем. «Во время полета определялись количество льдов, характер их, возраст, направление и расположение полыней и торосов, что важно для определения динамики льдов в зимнее время... для оценки условий погоды в открытом море наблюдений одних только береговых станций недостаточно. Необходимо использовать наблюдения с судов и самолетов... Вполне понятно значение обоснованного и точного ледового прогноза. Базируясь на таком прогнозе, мы можем правильно намечать сроки операций на отдельных участках Северного морского пути, правильно размещать ледоколы и ледокольные пароходы, руководить ими... Наблюдений, плаваний и полетов у нас было очень много, но им недоставало систематичности, они были оторваны друг от друга и потому трудно сопоставимы... Полет воздушного корабля «СССР Н-170» кладет начало систематическому исследованию арктических морей с воздуха. Это дает возможность сравнивать состояние полярных льдов в разные годы, проверять предположения на будущее и накоплять данные для уточнения прогнозов».

Появление этой статьи в центральной печати свидетельствовало об огромном внимании, которое уделялось в те годы развитию арктической навигации.

Весь охваченный идеей научного обеспечения ледовых прогнозов, Николай Николаевич готовил планы новых высокоширотных экспедиций, начал грандиозную работу по созданию отечественной монографии о льдах Арктики. Одновременно он продолжал свою педагогическую деятельность в Московском гидрометеорологическом институте. Но всю эту большую работу неожиданно прервала война...

Гидрометеорологический институт был эвакуирован в Среднюю Азию, многие его студенты и преподаватели ушли на фронт. Н. Н. Зубов не подлежал мобилизации (ему шел уже пятьдесят седьмой год), но он решительно отказался от эвакуации, остался в Москве и продолжал упорно работать. Когда начались налеты гитлеровской авиации на Москву, он, несмотря на возраст, дежурил по ночам на крыше и тушил зажигательные бомбы. В нем словно проснулся боевой юношеский задор. Он снова почувствовал себя военным человеком.

Именно в эту пору, в сентябре 1941 г., произошла его встреча с ледовым капитаном. Героем Советского Союза Константином Сергеевичем Бадигиным, который в 1938—1940 гг. возглавлял беспримерный дрейф ледокольного парохода «Седов». Они были хорошо знакомы по совместной работе над научными материалами, собранными в дрейфе «Седова», и встреча получилась радостной для обоих. К. С. Бадигин приехал в Москву по вопросу организации ледокольных проводок транспортных кораблей через Белое море в условиях военного времени и консультировался по этому поводу с Н. Н. Зубовым. В беседе с ним Николай Николаевич признался, что в наступившее тяжелое для страны время хотел бы снова служить в Военно-Морском Флоте (все-таки он помнил себя капитаном 2-го ранга), но ему отказывают. Двумя днями позже, докладывая о создании ледокольного отряда наркому ВМФ Н. Г. Кузнецову, Бадигин рассказал о своем разговоре с Н. Н. Зубовым:

— Есть просьба, Николай Герасимович, мобилизовать и назначить начальником штаба в ледокольный отряд профессора Зубова.

— Зубов? Знаю, согласен. — И тут же отдал распоряжение адъютанту.

Так Н. Н. Зубов снова возвратился на флот.

«Среднего роста, коренастый, с военной выправкой. Волосы седые, высокий лоб. Темные проницательные глаза, небольшие усики» — таким запомнился Николай Николаевич капитану К. С. Бадигину осенью 1941 г.

Если и раньше при составлении ледовых прогнозов Н. Н. Зубов принимал на себя большую ответственность, то теперь, в Архангельске, степень этой ответственности неизмеримо возросла. Нужно было дать обоснованный расчет прочности льда для устройства ледовой переправы. Не хватало нужных данных. Приходилось идти на риск. Рассказывают, что, подобно строителям мостов, становившимся под ними в момент прохода первого состава, капитан 2-го ранга Н. Н. Зубов стоял на льду рядом с рельсами, проложенными с одного берега реки на другой. Паровоз медленно тянул груженую платформу, лед угрожающе потрескивал, прогибался, и, словно на себе ощущая непомерную тяжесть груза, невольно приседал Николай Николаевич. Он выпрямился, только увидев паровоз на другом берегу.

Удостоенный многих правительственных наград, среди которых был орден Отечественной войны 1-й степени, полученный за ледовые операции в Архангельске, он особенно дорожил скромной медалью «За оборону Советского Заполярья».

Шестидесятилетие Николая Николаевича совпало с большим праздником всего советского народа — победой над фашистской Германией. В это же время исполнилось 40 лет с момента боевого крещения мичмана Зубова в памятном сражении при острове Цусима. Заслуги юбиляра были высоко оценены. Ему было присвоено воинское звание инженер-контр-адмирала. В его адрес пришло много приветствий и поздравлений от организаций, соратников, многочисленных учеников. Вот только один примечательный документ, хотя и напечатанный на официальном бланке заместителя наркома ВМФ СССР, но в то же время свидетельствующий о большой личной признательности и глубоком уважении:

31 мая 1945 г.

Дорогой Николай Николаевич!

Вы, наверное, не помните мичмана Исакова с эскадренного миноносца «Изяслав», который имел честь быть представленным Вам в Ревеле, на борту Вашего корабля 29 лет тому назад. Я же Вас запомнил и наблюдал за тем, что делали и писали Вы и что писали о Вас.

С тех пор утекло много воды. Произошли величайшие события, такие, как Октябрьская социалистическая революция, возрождение нашего Военно-Морского Флота и, наконец, победное завершение Великой Отечественной войны.

За это время Вы, Николай Николаевич, выросли в большого советского ученого, руководителя научного института, решающего общегосударственные задачи, но Вы продолжаете поддерживать тесную связь с флотом и помогаете флоту.

Примите от моряков НК ВМФ и от меня лично поздравления со славной датой 40-летнего юбилея плодотворной научной деятельности и самые лучшие пожелания в дальнейшей работе.

Надеюсь и дальше будем сотрудничать с Вами на общем поприще укрепления морской мощи нашей Родины, и в частности по созданию Морского атласа.

Уважающий Вас адмирал флота Исаков.

Выдающийся советский флотоводец Иван Степанович Исаков начинал свою службу на Балтийском флоте в 1916 г. в чине мичмана, когда капитан 2-го ранга Зубов командовал эскадренным миноносцем. Тогда и произошла встреча, о которой упоминается в приведенном выше письме.

В 1945 г. в издательстве Главсевморпути вышла из печати одна из лучших книг, написанных Н. Н. Зубовым, — «Льды Арктики». В ней сконцентрировался многолетний опыт автора — океанолога, географа, ледоисследователя, в ней наиболее ярко проявился талант пытливого, широко эрудированного ученого. В предисловии Николай Николаевич писал: «Книгу эту нельзя... считать учебником, научным пособием или монографией. Она излагает мои личные взгляды...» Удивительная скромность!

После 1945 г. не было, наверное, ни одного советского океанолога (а их сегодня несколько тысяч!), на рабочем столе которого не лежала бы эта книга. С тех пор прошло 40 лет, срок немалый сам по себе, а для сравнительно молодой науки о море — огромный. Конечно, книга во многом уже устарела. За прошедшие годы написаны и вышли в свет сотни монографий и десятки учебников по разным вопросам океанологии, но каждое новое поколение мореведов с неизменным почтением перелистывает пожелтевшие страницы уже немногих сохранившихся экземпляров этого «изложения личных взглядов» профессора Н. Н. Зубова. И всякий раз книга дарит что-нибудь новое, интересное, содержательное.

И вот много лет спустя, перефразируя крылатое выражение, полярники, отечественные исследователи океана могут с полной уверенностью сказать:

— Все мы вышли из «Льдов Арктики» Н. Зубова.

С 1944 г. Н. Н. Зубов — директор Государственного океанографического института. Очень скоро директор стал душой всего института. Он непрерывно «генерировал» новые идеи и шедро делился ими со своими сотрудниками.

По его инициативе в институте возникли и быстро приобрели популярность знаменитые «Гоиновские пятницы» (еще их называли «Зубовскими пятницами») — еженедельные открытые научные семинары, на которых заслушивались и обсуждались доклады по разным вопросам гидрометеорологии, представляемые всеми желающими не только из сотрудников ГОИНа, но и других институтов Москвы и даже иногородних. Н. Н. Зубов неизменно присутствовал на каждом семинаре, внимательно выслушивал доклад, обязательно выступал в прениях. Тексты многих наиболее интересных докладов печатались небольшим тиражом «на правах рукописи», и это еще больше поднимало престиж научных семинаров.

Оставаясь на посту директора ГОИНа, Н. Н. Зубов продолжал свое продуктивное сотрудничество в службе ледовых прогнозов Главсевморпути, где его по-прежнему считали «своим» сотрудником. Дело доходило до курьезов. Однажды за удачную ледовую операцию большую группу сотрудников Главсевморпути представили к премированию. В приказе оказалась и фамилия Н. Н. Зубова. И тут только выяснилось, что Н. Н. Зубов не является сотрудником Главсевморпути.

Не оставлял Николай Николаевич и экспедиционной деятельности. Одна из самых коротких экспедиций продолжалась 126... часов! Это была воздушная экспедиция, имевшая целью стратегическую ледовую разведку одновременно по всей трассе Северного морского пути. Она состоялась 21—26 августа 1946 г., а уже 30 августа на очередной «Гоиновской пятнице» слушали доклад Н. Н. Зубова о ее результатах. Завидная оперативность!

Полет был совершен на двухмоторной летающей лодке «Каталина», машине по тем временам достаточно комфортабельной и, главное, обладавшей большим радиусом действия. Основной причиной организации экспедиции были исключительно тяжелые навигационные условия, сложившиеся летом 1946 г. В научную группу кроме самого Н. Н. Зубова входили П. А. Гордиенко, Д. Б. Карелин и С. Д. Лаппо. Николай Николаевич так объяснял их присутствие на борту: «...я считал полезным, чтобы те лица, на которых возложена ответственная задача давать прогнозы состояния льдов, и в частности сроков окончания арктической навигации, посмотрели своими собственными глазами на то, что происходит в Арктике».

Полет был очень напряженным. Из 126 часов общей продолжительности экспедиции 84 — чистого летного времени! Экспедиция покрыла 18 тыс. км на высотах 1200—1500 м, иногда снижаясь до бреющего полета из-за очень низкой облачности. Наибольшая продолжительность полета без посадки составила 22 часа. И вот при такой тяжелой нагрузке помимо ответственной, требующей постоянной концентрации внимания работы по составлению карты состояния льдов Н. Н. Зубов продолжает вести широкие географические наблюдения.

Он успевает подметить начало нового льдообразования в Восточно-Сибирском море и характерные скалистые формы островов Де-Лонга он отмечает неудачное размещение полярной станции на острове Генриетты, аэропорт же в Крестах Колымских (теперь Черский), напротив, признает «наиболее правильно расположенным». От его взгляда не ускользают интенсивность процесса размыва берегов острова Большого Ляховского и особенности структуры течений в проливе Дмитрия Лаптева, где «удалось... наблюдать вихри Лангмюра».

Пытливый естествоиспытатель чувствует себя счастливым: «...лично я от этого полета просто в восторге, потому что мне впервые удалось увидеть льды всех арктических морей».

Последние годы своей жизни Н. Н. Зубов, не прерывая научной деятельности, отдает делу воспитания нового поколения советских океанологов. Профессор кафедры гидрологии суши географического факультета Московского университета, он организует океанологический кружок, собирает вокруг себя зачарованных морем студентов, добивается их специализации по океанологии и, наконец, с переездом в новое здание на Ленинских горах, основывает в МГУ кафедру океанологии. Первый выпуск океанологов Московского университета произошел в 1953 г., и с тех пор, вот уже больше 30 лет, живет, продолжая и развивая традиции зубовской школы, кафедра его учеников.

Н. Н. Зубов — педагог, воспитатель, учитель — это еще одна яркая грань в его творческой жизни. Начав с преподавания на курсах Министерства торговли и промышленности, он остался педагогом на всю жизнь. В плаваниях на «Персее» и в Морской академии, в Московском гидрометеорологическом институте и в кабинетах Главсевморпути, в ГОИНе и МГУ он был ученым и педагогом, воспитывал в своих последователях лучшие человеческие качества. И многие-многие сотни людей сегодня с гордостью говорят: «Я учился у Зубова!»

Н. И. Зубова, учителя, воспитателя, очень ярко характеризует такой маленький штрих. Одним из первых его учеников был Михаил Сомов — впоследствии известный ученый, полярник, доктор географических наук, Герой Советского Союза, начальник дрейфующей станции СП-2 и Первой Советской антарктической экспедиции. Гидрометеорологическое издательство выпустило в 1979 г. сборник воспоминаний о М. М. Сомове, составленный из 27 очерков разных лиц — друзей и соратников знаменитого полярного исследователя. И вот, рассказывая о Михаиле Михайловиче, о его многогранной научной, организаторской и общественной деятельности, каждый третий автор с непременной теплотой вспоминал о том, что М. Сомов учился у Николая Николаевича Зубова. Думается, что это не случайное совпадение.

Он ушел из жизни в один из пасмурных ноябрьских дней 1960 года...

Его именем названы два корабля: гидрографическое судно «Николай Зубов» и научно-исследовательское «Профессор Зубов». На них советские ученые продолжают дело, которому он посвятил всю жизнь.

И с неизменной благодарностью, теплотой, неподдельным искренним уважением вспоминают его люди, которые жили и работали рядом с ним.

Недавно на кафедру океанологии МГУ пришло письмо из Болгарии от Елены Крыстевой — океанолога первого выпуска 1953 г. Она написала замечательные слова о своем Учителе:

«Н. Н. Зубов был и остается в моей памяти человеческой вершиной, компасом, ориентиром, светочем. Такие люди не умирают. Они остаются в нас».

<< Назад  Далее >>

Вернуться: Полярный круг