«ЭТО ЦВЕТ МОЕЙ МЕЧТЫ...»

В сумерках короткого декабрьского дня эта пустынная улочка Петродворца кажется, почти нежилой. С одной стороны — железнодорожное полотно, пустырь, с другой — выстроились как по линейке, вполоборота к улице, аккуратные блочные дома. Несколько раз переспрашивая прохожих, наконец находим нужный вам дом. Мы идем в гости к Борису Давидовичу Эфросу— начальнику геологической партии, под руководством которого в начале семидесятых годов было изучено и описано третье в мире месторождение лазурита.

И как всегда, когда входишь в незнакомый дом, короткое замешательство при встрече: таков ли окажется человек, каким мы его себе представляли, как он нас примет, состоится ли разговор.

Борис Давидович улыбается. Внимательные глаза. Поблескивают стекла очков. В квартире удивительный уют, порядок, домашность. Мягкий ковер заглушает шаги. Даже не верится, что хозяин—геолог, многие месяцы проводящий в «поле», привыкший к палаточному быту. А может, наоборот, после холода и тесноты палаток—особенно необходимы человеку тепло и чистота дома.

За стеклами шкафов— книги и камни. Борис Давидович достает небольшой, размером с яблоко, камень. Синий-синий, точно, собираясь белить потолок, плеснули в мел лужицу синьки и, задумавшись, позабыли развести.

— Сережки из лазурита идут к синим глазам,— улыбаясь, говорит хозяин.—Синие камни в природе— большая редкость.

Синий цвет, цвет неба и моря, лишь крошечными осколками, бусинками рассыпался по земле. И не случайно гак любят его люди.

Цвет небесный, синий цвет
Полюбил я с малых лет.

Это цвет моей мечты. Это краска высоты. В этот голубой раствор Погружен земной простор,— писал великий грузинский поэт Николоз Бараташвили. Синие васильки, голубые глаза незабудок, вкрапления синего лазурита в глыбы мрамора. Море и небо не слишком щедро делятся с сушей своей красотой.

Синий камень тяготеет к небу. Все известные в мире месторождения лазурита расположены высоко в горах. Дороги к ним трудны. В районе Лялжвар-Дары не было троп. Геологам приходилось карабкаться по крутым склонам, осыпям, сыпучим скалам, где каждый камень может внезапно сорваться и уйти из-под ног. Месторождение оказалось на высоте около 5000 метров.

Ощущать высоту человек начинает где-то с 2,5— 3 тысяч метров. В разреженном, воздухе из-за недостатка кислорода дышать становится труднее, быстрее приходит усталость, движения замедляются, даже при небольшом усилии появляется одышка. У человека, впервые попавшего на высоту, могут появиться признаки горной болезни: беспричинное веселье, сменяющееся затем глубокой депрессией.

...Синеют на отвесной стене линзы лазурита. Вот они, отлично видны в бинокль: слева—две маленькие, справа—побольше, примерно четыре метра в длину и два в ширину. Но как добраться до синего камня? Стена, в которой они залегают, почти вертикальна, а кое-где даже нависает...

Руководитель работ понимал: необходимо «пройти» стену и «поглядеть ее глазами».

Помочь могли только скалолазы. Найти их для Эфроса не составило труда. Еще в 1949 году вместе со своими товарищами Андреем Тимофеевым и Юрием Пулинцом студент-геолог Борис Эфрос организовал у себя в Ленинградском горном институте секцию альпинизма. За годы своего существования секция эта воспитала немало спортсменов—чемпионов города и страны по альпинизму и скалолазанию. К 1970 году в ней было 120 человек, в основном геологи и геофизики.

Зимой 1970 года Эфрос обратился за помощью к тренеру альпинистов-горняков Ю. С. Пулинцу. Для работы на Ляджвар-Даре требовались геологи-альпинисты. Пулинец рекомендовал четырех—Владимира Ильина, Владимира Андреева, Михаила Антипанова и Дмитрия Моисеева. Старший из них, Володя Ильин, уже закончил четвертый курс и проходил преддипломную практику. Остальные трое — второкурсники. Все они имели второй спортивный разряд по скалолазанию.

В июне эта четверка тренировалась в тянь-шаньском альплагере «Талгар». В июле прибыла на Ляджвар-Дару. Каждого из ребят зачислили альпинистом-проводником в отряды десятой партии 121-й экспедиции. К августу студентов-геологов собрали вместе. Предстояло пройти геологический маршрут на отвесной стене, содержащей лазуритовые гнезда.

— Задачей отряда,—рассказывал мне Володя Ильин,— было оценить перспективы коренной части месторождения. Мы поднимались на стену по более пологому противоположному склону. В верхней части его начиналась восьмидесятиметровая полка, идущая вдоль всей стены. Она то расширялась, образуя удобные площадки, то сужалась до нескольких сантиметров. Вдоль полки мы натянули перила и организовали пункты спуска—четыре скальных крюка, сблокированных петлей. Отсюда сбросили вниз четыре закрепленные стометровые веревки в десяти метрах одну от другой. Начали спуск одновременно. Каждый работал самостоятельно на своей веревке.

Словно паук по тоненькой паутинке спускается скалолаз на стену. Медленно движется он по закрепленной веревке. Одна рука продергивает карабинный тормоз, другая проталкивает вниз по веревке самостраховочный «схватывающий» узел из репшнура. Вот скалолаз достиг лазуритовой линзы—«пришел на точку». Здесь он останавливается, организует себе минимальный «комфорт»: фиксирует веревку в тормозе, закрепляет лесенку для сидения. Теперь он превращается в геолога, достав из сумки полевой дневник, описывает строение и состав линзы, измеряет ее размеры, «привязывает» ее к плану стены при помощи маркированной веревки. Кроме того, надо еще отобрать образцы лазурита. Молотком геолог откалывает кусочки породы. Для них заранее приготовлены мешочки—нужно только вложить в них камешек с запиской, откуда он взят. Все, что требуется для работы, застраховано,—так маленьким детям привязывают на резинку варежки. Застрахован от падения даже карандаш—слишком далеко пришлось бы за ним бежать в случае потери.

Закончив работу «на точке», геолог заскользил вниз.

Альпинист, идущий на восхождение, видит перед собой близкую цель — вершину и знает, что, если не сегодня, то через два дня, через три, через неделю он достигнет ее, и все время ощущает приближение к цели, Иное дело — скалолаз-геолог. Изо дня в день, с рассвета до темноты, работает он на той же самой стене, зависая на веревке, зарисовывая и измеряя линзы. Обычно за девятичасовой рабочий день ребята успевали только раз пройти стену сверху вниз по вертикали. Неприятное ощущение—стена «живая», все висит. В любой момент могут посыпаться на голову камни, задетые веревкой. Большая нагрузка, не столько физическая, сколько психологическая. На восхождении трудные участки проходили «ходом», а здесь—статика. Иногда висишь под карнизом в 3—4 метрах от стены.

К сумеркам пройден маршрут, ребята спускаются на землю. Усталость валит с ног. Медленно сматываются веревки, укладывается в рюкзаки альпинистское снаряжение. Уже вернулись в лагерь ишаки с хворостом, Ночи холодные, за лето несколько раз выпадал снег. Получив драгоценную вязанку дров, ребята растапливают железную печку. В палатке становится тепло, уютно. Кипит чай в жестяной кастрюле. Теперь можно долго беседовать, глядя на огонь.

А утром вылезаешь из душного брезентового плена — чистый горный воздух умывает тебя как родниковая вода. Небо на фоне сияющих белых вершин — словно синие линзы лазурита на мраморной стене.

До конца сезона скалолазы-геологи успели пройти лишь двенадцать маршрутов. Обследовали 150—200 метров—приблизительно третью часть стены.

И снова Ленинград, занятия в Горном институте. Защитив на «отлично» дипломный проект по поисково-оценочным работам на лазуритовом месторождении Ляджвар-Дары, уезжает на Север геолог Владимир Ильин. Он старший геолог Северного морского геолого-геофизическото объединения.

1971 год. Необходимо продолжить изучение ляд-жвардаринской мраморной стены. На Памир вылетают три студента-геолога: «старичок» Дмитрий Моисеев и два новичка—Александр Владимиров и Алексей Баумая.

— Начали с оборки,—рассказывает Дима Моисеев,—затем продолжили исследовать стену по длине. Учтя прошлогодний опыт, отказались от работы в одиночку. Теперь один спускался по веревке, другой его страховал дополнительной веревкой сверху. Так гораздо надежнее.

С утра, когда тело отдохнуло и мускулы просят работы, хочется скорее подняться на стену. Но через полтора-два часа интерес заметно утрачивается. Удовлетворение испытывали, уже сидя внизу, под стеной, когда маршрут заканчивался.

В 1972 году «заканчивали» пятисотметровую (по длине) ляджвардаринскую мраморную стену двое— Д. Моисеев и А. Владимиров. А на следующий год Моисеев на «отлично» защитил дипломный проект «Поисково-оценочные работы на месторождении лазурита Ляджвар-Дара».

Дима Моисеев—кандидат в мастера спорта по скалолазанию, чемпион Ленинграда, участник первенства СССР по скалолазанию. Несколько лет он тренировал спортсменов Горного института. Вот выдержки из рукописи Д. Моисеева «Размышления о скалолазании»:

«...В борьбе с вершиной, в стремлении к необъятному человек побеждает и утверждает прежде всего самого себя. На себя начинает смотреть по-другому, вырастает в собственных глазах, потому что оказывается способным совершить такое, о чем едва осмеливался мечтать...

Горы воспитывают способность трезво смотреть вдаль, минуя ближние ямы, провалы, пригорки и видеть вершину, к которой стремишься. А как это важно в жизни! Сколько страстных, жгучих желаний будят горы в человеке! Желание работать и любить, видеть и радоваться, удивляться и верить. Они заряжают человека энергией желаний, намагничивают его волю...»

— Ленинградская школа скалолазания не прошла для Димы даром. Теперь он очень ценный человек в геологии,—говорит Эфрос.—Для меня лично альпинизм всегда был одним делом, геология—другим. Правда, я всегда считал, что, соприкоснувшись, они дадут хорошие результаты.

Работу наших скалолазов на Ляджвар-Даре трудно переоценить. Выполнили ее ребята отлично. Посадили «линзочки» на фототеодолитный план—сделали геологический план стены. Это сыграло огромную роль а дальнейшей разработке месторождения. Обычных геологов на такую стену не загонишь, да они просто не смогут ее «пройти».

...По совету Эфроса мы идем в Эрмитаж смотреть изделия из лазурита. В Георгиевском зале установлена огромная карта Советского Союза, выложенная из самоцветов. Все моря здесь набраны из лазурита. В этом же зала—две огромные лазуритовые вазы. В Фельдмаршальском зале посетители любуются чашей из темного бадахшанского лазурита. Немало изделий из этого камня и в других залах Эрмитажа. Все вазы и столешницы Эрмитажа—из бадахшанского лазурита. Может быть, в недалеком будущем Появятся не менее прекрасные изделия из лазурита Ляджвар-Дары...

<< Назад   Далее >>