СЕРГЕЙ КАЛИНКИН, мастер спорта СССР

СПОРТ ЛЮБИТ СМЕЛЫХ

«Та-там,. та-там, та-там»,—гулко стучат колеса. Поезд стремительно уносит нас на юг. Впервые после долгих лет войны можно думать о горах, беззаботно строить планы восхождений; мечтать о той минуте, когда, сделав последний шаг, стоишь на вершине усталый, но гордый сознанием того, что все трудности и опасности подъема преодолены...

Великая Отечественная война застала нас на склонах Эльбруса. Е. Белецкий, И. Федоров, В. Буданов, А. Бердичевский и другие ленинградские альпинисты—мастера спорта СССР—в мае 1941 года были приглашены на Кавказ для участия в разработках методики проведения военных операций в специфических условиях горного рельефа и обучения группы офицеров технике и тактике движения в горах.

Утром 22 июня, когда подразделения на склонах Эльбруса отрабатывали приемы преодоления травянистых и осыпных склонов, раздалась команда «Всем, спуститься на дорогу!». Это было необычно, так как занятия только начались и проводились с большой тщательностью. До лагеря почти бежали, никто ничего не знал, но чувствовалась тревога. Только часовые у входа в лагерь сказали: «Война!»

Вниз по Баксану шли походной колонной. Все известные в Союзе тренеры по альпинизму—мастера спорта, прибывшие на сбор, покидали Кавказ.

В Ленинградском горвоенкомате узнали, что в городе формируется горнострелковая бригада. Там наши альпинистские знания и опыт будут нужны. Просьба откомандировать нас в нее была удовлетворена.

В бригаду были зачислены альпинисты: И. Федоров, А. Кельзон, Л. Рубинштейн, В. Буданов, К. Соболев, А. Аскинази, К. Великанов, А. Бердичевский, Ф. Лемстрем и я.

Через день—погрузка на Московском вокзале. Грузили переметные сумы, седла, легкие 45-миллиметровые пушки — все специально приспособлено к трудному бездорожью в горах.

Однако бригада вместо гор попала на равнину— первую линию обороны Ленинграда, которая обозначилась от озера Ильмень по рекам Шелонь и Мшага южнее Новгорода. Там и приняли мы боевое крещение. Затем участвовали в боях, обороняя Новгород. Бригада прикрывала отход частей из города. В одном из подвижных боев гитлеровцы просочились в расположение штаба бригады. В завязавшейся схватке, защитив грудью командира бригады, погиб воспитанник Политехнического института Арсений Аскинази. В лесах под Любанью из разведки не вернулся Иван Федоров. У станции Шапки тяжелое ранение получил Анатолий Кельзон. За поселком Назия в расположение бригады прорвалась большая группа фашистских танков, в одной из контратак погиб Константин Соболев. Вскоре после этого из разведки в крайне тяжелом состоянии, с перебитой ногой, принесли Карпа Великанова. В начале февраля 1942 года в районе Назиевских болот ранило и меня.

Госпиталь, затем приволжское село Андреевка в Ульяновской области. В конце 1944 года снова родной Электротехнический институт имени В. И. Ульянова (Ленина)...

Первая после окончания войны, уже в 1945 году, ленинградская экспедиция отправилась на Кавказ. Ехали в район Безенги, к величественной Безенгийской стене, в район самых высоких и труднодоступных вершин Кавказа, в самый заповедный и суровый район Главного Кавказского хребта. До войны приходилось бывать там дважды. Оба раза с Миссес-Koшa наши маршруты следовали через Русский ночлег к вершине Дыхтау. Первый раз по Северному гребню, второй раз—по западной стене со спуском по знакомому уже Северному ребру.

На этот раз мысли участников нашей экспедиции были обращены к соседнему Мижиргийскому цирку. Там намечался ряд восхождений, в том числе на Коштан-тау через Крумкольский ледопад. Теперь в устье этого ущелья уже много лет работает спортивный альпинистский лагерь «Безенги». В лагерь можно проехать на машине. Нам же в то время предстояло в Безенги пробираться из Нальчика пешком со всей поклажей и продуктами на месячный срок работы. Правда, дневной рацион был не очень велик, только то, что давалось по карточкам, но и при этих условиях, учитывая вес снаряжения тех лет, груза было очень много.

Трудно говорить о впечатлениях этого похода, да их, собственно, и не было. Залиты потом глаза, единственное в сознании — это ритм движения, чтобы не сбить и без того тяжелое дыхание. Острая боль в плечах от лямок рюкзака, руки онемели. Неудивительно, ведь тренировки перед экспедицией не было. Рана на ноге еще не зажила. Поэтому каждый шаг на подъеме отдавался болью. Ребята, зная об этом, дали мне самый легкий рюкзак, но и его мне оказалось более чем достаточно.

До Мижиргийского цирка добрались благополучно.

...Окружающая нас теснина была изумительной, август—солнечным и теплым. Белоснежная северная стена Дыхтау и грозная Мижиргийская стена, уходящая дальше к невидимым Крумколу и Коштантау, составляли главное в незабываемой панораме. Прямо перед нами снежный массив Укю и Улуауза. Сзади — отвесные скалы Миссестау. Ревущий поток Мижирги и изумрудная лужайка, на которой мы разбили лагерь, да синее, темно-синее небо с редкими барашками легких облаков делали картину фантастической.

Мне не удалось выйти из лагеря даже на тренировочные занятия, но дни, проведенные в Мижиргийском ущелье, остались в памяти на всю жизнь. Особых спортивных успехов не выпало на долю и других участников экспедиции. Коштантау осталась ждать своих послевоенных покорителей. Но экзамен мы выдержали сложный. Через него всем нам необходимо было пройти, чтобы вернуться в родную стихию.

Следующий год позволил уже вплотную приступить к любимой тренерской работе.

Рост спортивного мастерства ленинградских альпинистов в конечном счете ознаменовался покорением головокружительных стен пика Карла Маркса, Хан-Тенгри и пика Революции. Безусловно, выдающиеся спортивные достижения последних лет стали возможными лишь после успешного преодоления стан Ушбы, Мижирги или Чатынтау на Кавказе, к покорению которых после войны и началась подготовка спортивных команд.

До Великой Отечественной войны траверс Ушбы или Безенгийской стены были верхним пределом достижений спортсменов. Многие годы накапливался опыт, совершенствовались приемы техники передвижения, отрабатывалась тактика восхождения, улучшались снаряжение и экипировка. Накапливался и опыт тренерской работы по подготовке к ответственным спортивным восхождениям.

Поднимаясь по Западной стене Дыхтау в 1938 году, мы имели на вооружении 14-миллиметровую веревку из сезали (предел мечтаний многих альпинистов тех времен), мохнатую, как ерш для чистки ружейных стволов, весом пять и более килограммов в сухом виде. Такая веревка с трудом продергивалась через два крюка, а если встречался изгиб даже на тупом угле скалы, то продернуть ее вообще было невозможно. Вся техника страховки тех лет строилась на искусстве амортизации веревки на точках опоры, иначе она от жесткого рывка рвалась. Кованые крючья со сверлеными отверстиями только вертикальные по 200—300 граммов каждый; массивные, но малонадежные карабины, кошки весом с окованный ботинок, ледовые крючья в виде круглых шомполов со свободным кольцом. Разве можно все это сравнить с современным разнообразным набором титановых крючьев и специальных приспособлений, с легкими, гибкими и прочными веревками. Ведь именно на этой базе сформировались приемы современной техники и тактики преодоления сверхтрудных стен, о чем до войны поэтому нельзя было и мечтать.

В 1946 году на Кавказе работало уже несколько альпинистских лагерей. Никому из нас не приходилось бывать в Цее, поэтому, воспользовавшись приглашением начальника лагеря Данилы Гущина, вместе с Игорем Юрьевым и тремя студентами ЛЭТИ едем в лагерь «Медик».

В первом послевоенном году уютно стояли ряды палаток на искусно выложенных террасках среди густого леса. Площадка лагеря буквально прилипла к склону горы, густо поросшему лесом. С дороги, ведущей к Цейскому леднику, ее место совсем не угадывается. Нет ничего приятней общения с людьми, которых ты пестуешь, которым передаешь свой опыт, оттачиваешь приемы техники, прививаешь нужные в горах качества: находчивость, быстроту реакции, самоотверженность.

Работа с начинающими альпинистами трудна, интересна и очень ответственна. От правильного первого шага человека в горах зависит очень многое в его спортивном будущем. С самого начала видны индивидуальные способности и возможности каждого, хотя эти возможности могут быть значительно расширены в период тренировок.

Наиболее трудным всегда была и остается техника преодоления ледовых склонов. Однако улучшилось снаряжение: кошки стали легкими и прочными, появились специальные ледовые крючья, которые надежно держат и сравнительно легко извлекаются: Но даже с таким снаряжением двигаться по наклонному льду нелегко и физически и психологически. Отрабатывать эту технику вне гор в пригородных условиях Ленинграда, как это удается сделать при отработке приемов скальной техники, нет возможности. Не позволяет достаточно отработать технику движения по льду и ограниченность времени пребывания в горах во время спортивного сбора или альпиниады. Зимние выезды также лишаются этих тренировок. Участки ледового рельефа остаются наиболее трудными и опасными местами восхождений и поныне. Поэтому учебные занятия на ледовом рельефе мы проводим уплотненно, с большим напряжением и обязательно каждый сезон завершаем экзаменом. Естественно, что требования к освоению приемов техники передвижения по скальному рельефу, травянистым склонам и осыпям при этом не уменьшаются. Строгие требования в освоении приемов альпинистской техники, приобретение необходимого уровня тренированности—залог успеха спортивных восхождений.

Первый серьезный спортивный выход инструкторов лагеря «Медик» был намечен на вершину Сонгути.

Извилистая тропа, покинув лес и мелколесье долины, стремительно набирает высоту и выводит к уютным ночевкам над языком Цейского ледника, затем карабкается вверх, извиваясь по скальным лбам, в обход главного ледопада. Южный цирк Цейского ледника круто обрывается за нашей спиной мощным ледопадом. Справа вздыблен ледопад Северного цирка, слева—крутые склоны вершин Адай-хоха и Зарамага. Ледник изрезан множеством трещин, среди них пролегла тропа новичков на пик Николаева, зачетную вершину на значок «Альпинист СССР». Свернув направо, узкая горловина выведет на перевал Хицан я в Северный цирк. Наш путь через Хицан и далее по ровному, но коварному плато Северного цирка—под стену главной вершины этого района Уилпаты (4650 метров). После перевала все внимание сосредоточено на красавице Чанчахи. Черная стена ее с бастионами, как крепость, закрывает доступ в Грузию, в цветущую долину Риона.

...Первая ночевка на выступах скал. Вся Цейская долина причудливо извивается далеко внизу. Уже темнеет, но спать не хочется. Прямо под ногами раскинулся красивый снежный цирк, обрамленный черной пилой жандармов и вершин. Ближайшая к нам вершина—цель нашего похода—Сонгути отвесной стеной от самой макушки обрывается в этот цирк.

Утро еще не занялось, а в палатках оживление. Погода хмурая, пронзительный холодный ветер метет снежную крупу. Недружелюбно встречает нас, первых послевоенных восходителей, вершина. Крутой снежный взлет помогает окончательно проснуться и несколько согреться, но на гребне я особенно на башне, где нужна попеременная страховка, мы постепенно превращаемся в сосульки. Застывшая на морозе нога заныла, но спортивная злость и огромное желание завершить восхождение берут верх; остались последние метры подъема. Наконец стена пройдена. Короткий гребешок и долгожданный тур с запиской. Это победа! Первое серьезное спортивное восхождение совершено.

Лето 1947 года мы встретили в узкой теснине Дарьяльского ущелья. Как много прочитано великолепных стихов и рассказов об этом ущелье! Сколько вдохновенных полотен и прекрасных фотографий запечатлели этот удивительный уголок Кавказа. И все-таки ничто не идет в сравнение с тем незабываемым чувством восторга, которое рождается при первой встрече с Дарьялом. Быть может, потому, что еще с детства так запомнились дивные стихи Пушкина и Лермонтова, книжные иллюстрации и открытки с изображениями бурного Терека в полумраке ущелья, замка Тамары, Ермоловского камня, Казбека с крохотной церквушкой на склоне горы.

Сразу за ущельем от дороги незаметно влево и круто вверх убегает ниточка едва различимой тропинки. Это путь в Кистинскую долину, которая расположена значительно выше автомобильной дороги, куда держала путь наша группа студентов и инструкторов, участников альпиниады ЛЭТИ. После хмурой теснины открытая солнцу зеленая долина Кистинки пленяет обилием света, тишиной, ощущением почти домашнего уюта, великолепным сочетанием ярких красок и фантастическим частоколом гребней и вершин.

Многоголосый лагерь расположился на берегу хрустально чистой Кистинки. Тренировочные занятия на скалах, траве и на осыпях вскоре закончились. Первое восхождение на вершину Шино, идем с Юрой Коломенским—студентом второго курса нашего института. Он заметно выделялся среди участников на тренировочных занятиях и быстро завоевал симпатии среди своих товарищей, у инструкторов. Чувствовалось по всему, что со временем это будет хороший спортсмен, и мы не ошиблись в своих предположениях.

Весь путь перед нами в безоблачном небе сияет белоснежный конус Казбека. Шино не сложная, но очень сыпучая гора. Без особых приключений мы достигли тура на вершине. Спускаться пришлось по очень разрушенному гребню, тщательно страхуясь. Обходя сыпучий жандарм, Юра сорвался. Все обошлось благополучно, он отделался легкими ссадинами и сильным испугом. До лагеря дошли, не проронив ни слова. Мой юный друг, впервые попавший в горы, принял нелегкое крещение.

Венцом программы альпиниады был Казбек—пятитысячник Кавказа, к нему направлены были все наши помыслы и действия. Все альпинисты секции ЛЭТИ выдержали испытание на право участия в восхождении. Еще одно тренировочное восхождение, и мы выходим на Казбек. Ночь, холодно, но погода отличная. Сияют звезды, тихо. От метеостанции растягивается длинная шеренга из четырех отделений альпинистов, огибая первый скальный угол вершины. Восхождение начинается прямо с ледника Орцвери, не доходя до скальных обнажений. С восходом солнца согрелись, но двигаться стало трудней, снег сменился вскоре крутым льдом. Ступеньки, крючья, кошки запущены в дело. Медленно и осторожно живая цепочка подтягивается к перемычке между вершинами. На перемычке сказывается высота, снег размяк, проваливаемся по пояс, и, наконец, вершина! Она стоит в боковом отроге, и открывающаяся отсюда панорама всего хребта до самого Эльбруса просто великолепна! Это было - первое послевоенное массовое восхождение альпинистов секции ЛЭТИ.

Очень хорош для учебно-тренировочных занятий и тренировочных восхождений Домбайский район на Кавказе. Короткие подходы, резко выраженное альпийское строение гор, мягкий климат, гостеприимный и благоустроенный лагерь «Алибек» — все эти условия позволили за сравнительно короткий срок воспитать здесь прекрасных спортсменов-альпинистов, многие восхождения которых вошли в историю советского альпинизма. В этом лагере с 1948 по 1950 год в основном базировались коллективы МВТУ (Москва) и ЛЭТИ (Ленинград), располагавшие опытными тренерами.

Здесь начинали свою альпинистскую биографию Ю. Коломенский, В. Устинов, наш постоянный спутник в горах москвич Е. Тамм; несколько позже— Г. Чуновкин, братья Владимир и Виктор Солонниковы, А. Пугачев, М. Финогенов, Д. Антоновский и многие другие спортсмены ЛЭТИ. В это время были совершены траверс Аманауза, траверс Чётчи, траверс Бу-Ульгена из Чётчинского ущелья, совместно двумя группами траверс Джугутурлючата и много других восхождений и траверсов. Постепенно накапливался опыт восхождений, создавались сильные спортивные команды.

В 1951 году группа в составе Ю. Коломенского, И. Юрьева, Г. Беликова и автора этих строк наметила совершить еще никем не пройденный полный траверс всех вершин Домбай-Ульгена. Этот траверс должен был послужить финалом тренировочной работы, аттестацией мастерства, подведением итогов многолетней работы. К траверсу готовились очень тщательно. Всю зиму упорно тренировались на лыжах, в гимнастическом зале, весной бегали по Каменному острову, выезжали в Приозерск тренироваться на скалах.

И вот мы снова в горах. Лента дороги причудливо вьется среди густой чащи Тебердинского заповедника. Неожиданно машина выскакивает на берег реки, и нашим взорам открывается грозная башня Белалакая. Опоясанная несколькими многоцветными гранитными лентами эта красавица вершина хороша в любом ракурсе.

Машина, надрывно взвывая, берет последний подъем, река уже далеко внизу, колеса еле вмещаются в узкую полку, вырубленную в скале. (Тогда еще не было благоустроенного асфальтированного шоссе, на котором теперь свободно разъезжаются встречные машины.) Цели нашего спортивного устремления — Домбай-Ульген — за густым лесом слева еще не видно. Не видно и привычного голубого домбайского неба. За вершины цепляются лохматые серые тучи, сеет мелкий назойливый дождь. Машина с трудом преодолевает скользкие подъемы дороги от поляны до лагеря «Алибек». В лагере относительно тепло, но макушки гор плотно закутаны в тучи, и от этого панорама выглядит мрачно и непривлекательно.

Несколько дней наша группа в лагере, а Домбай-Ульген ни разу, даже утром, полностью увидеть не удавалось. Работая тренерами в лагере, мы все свободное время готовились к траверсу. Дел было много: снаряжение, питание, бивачная утварь, связь, аптечка, экипировка. Для полной высотной акклиматизации и хорошей спортивной формы забрасываем продукты на главную вершину Домбая, совершаем траверс Чётчи — четвертой «а» категории трудности. Погода по-прежнему устойчиво плохая.

Техническая сложность нашего маршрута достаточно велика, иначе как бы мог оставаться такой классический маршрут непройденным до сих пор, да и попыток его пройти было немало. В условиях непогоды маршрут становился очень трудным. Вышедшая на траверс перед нами группа ЦДСА под руководством заслуженного мастера спорта СССР В. Нестерова, мастеров спорта СССР А. Волжина, Ю. Губанова, В. Баркова и И. Галустова вынуждена была сойти с маршрута на Главном Домбае из-за очень тяжелых погодных условий. Нам предстояло попытать счастье вслед за ними.

К двадцатому июля тренировочный период завершен, продукты заброшены на главную вершину Домбая. Погода постепенно начинает улучшаться, прогнозы на следующую неделю благоприятные—надо выходить!

Утро двадцать третьего июля, небо синее, без единого пятнышка; воздух прозрачен и чуть морозен. Солнце только что озарило маковки гор. Последние приготовления заканчиваются. Сегодня надо подняться на Домбайский перевал пораньше. Устроить «комфортабельный» ночлег, хорошо выспаться—завтра один из самых трудных дней похода.

До Птышской ночевки нас провожает вспомогательная группа для связи и наблюдения.

Скоро маленькая палаточка на ночевке едва видна внизу. Солнце нещадно жжет, снег размяк, ритм движения непрерывно сбивается, идти становится все трудней. Тем более приятна прохлада бивака на перевале. Дует освежающий ветерок.

Первый на траверсе бивак! Времени до темноты еще много. С Юрой Коломенским идем обрабатывать первый взлет стены. На пологом участке гребня, недалеко от стены, на видном месте аккуратно сложен тур с запиской группы В. Ф. Нестерова. Первый на пути контрольный тур.

Наутро погода по-прежнему к нам благосклонна. Еле тянет северный ветерок, небо безоблачно, ночью был мороз — по всем признакам день должен быть отличным. Начинаем движение. Сначала поднимаемся по закрепленной вчера веревке, крючья бьются только для страховки. Однако дальше зацепок все меньше, все чаще крюк становится единственной точкой опоры. В связке с Коломенским иду без рюкзака. Нога в петле быстро затекает, особенно трудно, когда подолгу надо опираться на раненую ногу. Участок траверса под нависшим козырьком, преграждающим путь вверх, оказался очень сложным. Наконец после нескольких попыток удается пройти трудный выступ, и все медленно подтягиваются на крошечную площадку; когда на узкую полочку был вытянут последний рюкзак, оказалось, что на веревку пути затрачено более трех часов. Очень хочется пить! Меняемся связками. Характер скал почти однотипен. На фоне голубого неба обозначился гребешок, до него еще веревки полторы по узкой щели, почти вертикально вверх. Очень выматывает подъем рюкзаков. Но подниматься-с ними совершенно невозможно. В четыре часа дня мы на гребне, непрерывно работаем более одиннадцати часов. Стена непосредственно заняла восемь часов работы, забито двадцать два крюка! Здесь устраиваемся на ночлег. В лагерь несутся позывные: «„Успех", „Успех", я — „Радуга-три", я—„Радуга-три"». Рапорт о благополучном преодолении первого сброса принят. Воздух наполняется ароматом чая. Лагерь приобретает совсем обжитой вид, хотя с трех сторон метров на 200—300 вниз глазу остановиться негде—крутые скалы, обрывы. В палатке размещаемся с трудом, естественно, каждый из нас на крючьевой страховке.

На следующее утро первыми надо вылезать нам с Юрой Беликовым, спавшим в середине палатки. Еще темно, ярко горят звезды, узкой полосочкой на востоке за Эльбрусом занимается заря. Очень холодно и поразительно тихо. Вставать с первым светом—старая добрая привычка. Гребешок, на котором мы примостились, заканчивался глубокой впадиной, благодаря которой стена пальца вырастала еще на добрых пятнадцать—восемнадцать метров. Я обрабатываю противоположную стену, подходит вторая связка. Так наша группа проходит участок за участком. С перемычки пальца, который виден снизу из долины и является хорошим ориентиром на маршруте, открылась панорама Домбайской долины. Змейки рек почти серебряные, на поляне еле заметные строения. Еще более впечатляюща панорама Джугутурлючата. Скрыться от солнца некуда, долго под палящими его лучами не задержишься. Снизу казалось, что от пальца до вершины гребня — самый трудный участок маршрута. Стена отвесная, но микрорельеф, хотя и круто, позволяет подниматься лазаньем без искусственных точек опоры. Порода разрушена, двигаться приходится крайне осторожно, это отнимает драгоценное время и много сил. В три часа дня связка Игоря Юрьева и Юры Беликова пропадает из виду за перегибом склона. Ночевка! Отличная площадка с водой. Через четверть часа мы стоим на широком пологом гребне, где можно расставить палатки на целый отряд; рядом в нескольких метрах услужливо звенит ручеек. В общем, рай, заслуженный отдых за два дня трудной работы.

Какое наслаждение сбросить паутину веревок, репшнуров и поясов, снять тяжелые ботинки и штурмовку, раздеться и нежиться на солнце! Обед варится по всем кулинарным правилам, из трех блюд, а, главное— чай, чай, чай. Связь с лагерем. Оказывается, наш разговор транслируется по всему лагерю, а там только что кончился обед. Все слушают наш рапорт и короткий разговор. Настроение превосходное. Эти полдня отдыха дали нам впоследствии очень многое. Прогноз погоды на завтра хороший.

Четвертое утро встретило нас резким, холодным, порывистым ветром. Двигаться по крутым плитам в перчатках нельзя, а без них руки сразу стынут. Продвигаемся медленно, ждем солнца, чтобы согреться. Постепенно подтягиваемся к самому трудному участку пути на подъеме. После целой серии плит и маленьких стенок—гребень, упирающийся в гладкую, без единой зацепки или трещины башню. Здесь ночевка первовосходителей и главный контрольный тур — обязательный контрольный пункт траверса на подъеме к Западной вершине Домбая. Этот участок первовосходители назвали «психологической стеной», так и поныне осталось это название в описании маршрута траверса Домбая.

С гребня надо выходить на башню по спирали вверх, имея под ногами отвес метров восемьсот до самого снега Южного цирка. Первым на стену отправляется Юра Беликов. Все понимают, как тяжело идущему впереди с нижней страховкой на таком участке стены. Молча и сосредоточенно следим, как Юра проходит наиболее трудный участок и скрывается за поворотом. Слышится стук .молотка, веревка бежит веселей, и—радостный крик: «Площадка!» Это слово звучит как музыка, оно означает, что самый трудный участок пройден. Очередное вытаскивание рюкзаков, еще веревка подъема по сравнительно легким скалам, и мы завершаем первый и главный этап пути. «Психологическая стена» — ключевое место на всем подъеме от Домбайского перевала как по трудности скального рельефа, так и, главным образом, по затратам нервного потенциала. От башни начинается вершинный гребень пика ЦДСА, то есть начало почти горизонтального гребня, ведущего к Западной вершине Домбая. В память об этом трудном дне траверса каждый из нас захватил по столбику горного хрусталя, друзы которого случайно обнаружили в щели, где мы отдыхали, прячась от палящего солнца.

Вскоре—первый вершинный тур на пике ЦДСА. Затем—длинный, очень разрушенный гребень к Западной вершине, изобилующий жандармами и множеством глубоких провалов. Ночевка у последней ступеньки перед вершиной. Договариваемся по радио с лагерем, что вечером зажжем сигнал на гребне. С удовольствием принимаем поздравления с завершением трудного подъема. Завтра вступим на никем не хоженый участок массива. Переход через Западную и Главную вершины—уже не проблема и займет немного времени. Этот путь проделан альпинистами неоднократно.

Пятый день отличной солнечной погоды. После двухмесячного ненастья это подарок нам за труды, которые мы вложили в этот траверс.

На Западной вершине снимаем записку группы Живлюка из нашего лагеря, они были здесь только вчера. Небо все утро хмурится. Через три с половиной часа после Западной мы разгребаем тур на Главной вершине, где хранилась заброска, перекладываем рюкзаки и снова в путь.

Теперь мы идем по пути, где еще не ступала нога человека. Спуск до Домбайского перевала рассчитан на три дня. 'Продуктов взяли, на пять дней. Сразу за вершиной несколько жандармов наклонены под углом 30—40 градусов к горизонтали и стоят часто, как на хребте дракона, изображаемого на картинках. Мы так и прозвали этот участок—«Дракон». Самое неприятное заключалось в том, что вся порода была очень рыхлая. За свою многолетнюю практику я встретил такую серию наклонных жандармов на гребне впервые. Метрах в сорока ниже нас поджидала очень неуютная ночевка. Площадки не было. Из ледорубов, плоских камней выложили «воронье гнездо» и полупоставили палатку, растянув только вход. Вытянуться всем в полный рост нельзя. Главное, очень неудобно готовить еду. Теперь надо было довольствоваться чаем и сухими консервами. После предыдущих комфортабельных ночевок эта была никудышной. Утром все тело ломает, размяться негде, вчетвером, мешая друг другу, еле разбираемся с рюкзаками и веревками. Погода стала ухудшаться.

Перед нами внизу Восточная вершина и во всем величии Бу-Ульген. Гребень круто проваливается уступами вниз, как гигантская лестница с очень маленькими площадками и огромными сбросами. Пока еще мы прошли первый из пяти. Юра уходит вниз без рюкзака, затем спускаюсь я, следом за мной ползут рюкзаки. Последним со страховкой на схватывающем замыкает движение Беликов. Особенно труден последний спуск на перемычку перед Восточной вершиной. Только в пять часов вечера из тура извлекается записка Нестерова, Кузьмина и Волжина 1948 года о первопрохождении на Восточную вершину с юга, которой была присвоена пятая «б» категория трудности. Погода заметно испортилась, все небо заволокло, подул сильный ветер, но спускаться с вершины смысла нет. Спуск с башни — самый трудный участок на Восточной вершине.

Утро тридцатого июля встретило нас сурово. Видимость нулевая, густой туман. Сориентироваться почти невозможно, после долгой разведки находим крюк группы Кузьмина. Это удача, так как дальше отвес, и важно было не проскочить, спускаясь мимо узкой перемычки гребня. Спуск прошел без. особых осложнений. Сквозь сплошной туман, наконец, показывается большой выступ — ориентир, означающий окончание стены. Башня пройдена! Теперь спускаемся на перемычку и дальше в горловину, обходя башню, вниз. Где-то рядом загрохотал гром. Пошел дождь со снегом, надо было отыскивать безопасную площадку подальше от башни. Вымокшие, измученные, озябшие, установили за удобным выступом палатку и стали согреваться на «примусе». Стена гудела от непрерывных камнепадов.

На следующий день гроза стихла, но туман не давал возможности просматривать путь, чтобы найти полку, ведущую вокруг башни спиралью вниз в Южный цирк. Сидим, «загораем» на «примусе». Рассказаны все анекдоты, съедены все вкусные припасы. Есть от чего приуныть. Во второй половине дня сначала лениво, потом все более плотно посыпал снег, и все вокруг стало зимним.

Наступил август. Просыпаюсь от страшной тяжести—снегом завалило палатку так, что она проткнулась на колах и придавила нас, как в снежной пещере. С большим трудом выползаем по одному на воздух. Погода замечательная. Чистое небо, но на склоне 20—25 сантиметров снега. С башни то там, то здесь слетают снежные лавинки, увлекая за собой куски льда и камни. Мы оказались в плену. Единственная надежда—хороший день, снег подтает, часть его сойдет, а оставшийся за ночь смерзнется. Продукты на исходе, рация вышла из строя—подмокли батареи. Занимаемся раскладкой продуктов на три дня: в день по плитке шоколада, несколько черносливин, два куска сахара. Банка сгущенки и остатки сухарей в неприкосновенном запасе. Все готовим к завтрашнему выходу.

Отправляемся в путь ночью. Маршрут разведан накануне. Ha смерзшемся снегу кошки держат отлично, у нас взято по паре кошек на связку. Медленно преодолеваем засыпанную снегом полку. Главное, не сбиться с нее. И вот наклонная плита, конец башни. Дальше последний спуск по стене в цирк на ледник, но это был самый трудный спуск на траверсе. Устали. Однако теперь все позади. Дальше крутой ледовый склон в цирк. Надо рубить ступени (ибо кошки не у всех), бить опять крючья. Сегодня это уже не по силам. Не обсуждая и не сговариваясь, собираемся за камнем и быстро ставим палатку. Все, что есть съестного, мгновенно уничтожается. Траверс завершен. Дальше по снежному цирку к перевалу Домбай. А там нас ждут вспомогатели. Ждут и волнуются. Третий день нет связи, с перевала нашей ночевки не видно, поэтому световой сигнал тоже дать не можем. Волнуется весь лагерь. Нам снова надо спешить.

Наступил одиннадцатый день, как мы покинули лагерь. Спуск прошел удачно, но вверх идти ноги отказываются категорически. Только бы выйти из-за бугра, чтобы виден был перевал! Вдруг слышим голоса — это наши!

На перевале нас ждали огромная кастрюля свежего борща, обильный салат из огурцов и помидоров, бутылка доброго кахетинского вина. Теперь уже точно траверс закончен.

Впервые пройден интереснейший скальный маршрут. Он оценен пятой «б» категорией трудности. За этот маршрут нам было присуждено призовое место среди спортивных восхождений сезона 1951 года. В Ленинграде это восхождение было признано лучшим в сезоне. Третий год подряд секция ЛЭТИ никому не уступала пальму первенства.

Удивительно устроен человек, и его возможности, наверное, безграничны. После траверса я потерял двенадцать килограммов веса. Усталость, казалось, была всеобъемлющей, но на третий день я снова вышел в горы и два дня с удовольствием бродил по перевалам вокруг вершины Сулахат. Была у меня еще одна заветная мечта — никем не пройденный массив Аксаута с севера. Его мы и высматривали в разных ракурсах, фотографировали, обсуждали. Весь гребень виден до мельчайших подробностей. Выстроенные на противоположной стороне ледника башни северного гребня Узловой и Главной вершин выглядели очень внушительно. Еще не улеглись треволнения от Домбай-Ульгена, а в сознании уже появились новые планы—испытать свои силы в будущем году на черных башнях Аксаута, возвышающихся над ледником и всей долиной как средневековый рыцарский замок.

Год на год, как говорят, не приходится. Лето 1952 года по климатическим условиям было полной противоположностью предыдущему. Погода стояла удивительная. Кратковременные дожди были радостью, грозы совсем забыли этот уголок Кавказа. В гостеприимном лагере «Алибек», как всегда летом, шумно и весело. Здесь собрались студенты и преподаватели ленинградских Электротехнического и Политехнического институтов. Сюда же после двадцатидневного замерзания на траверсе Дыхтау—Коштантау в прошлом году приехали «оттаивать» спортсмены из МВТУ. Как вскоре выяснилось, и на траверсе Аксаута мы опять имели грозных конкурентов из МВТУ в лице В. А. Николаенко и его группы. Наше преимущество состояло в том, что маршрут был заявлен еще зимой в Ленинградской и Центральной секциях.

Наша группа пополнилась новыми участниками, теперь уже мастерами спорта СССР, Владимиром Старицким и Николаем Белавиным. Кстати, зимой того же 1952 года мастером спорта СССР стал Игорь Юрьев. Теперь наша команда мастеров включала только одного перворазрядника—Юру Коломенского. Но это мой постоянный спутник на веревке, отлично зарекомендовавший себя спортсмен, и работать с ним одно удовольствие. Как много значит надежный напарник в связке. Это спокойная работа на самом трудном участке. Уверенность в том, что спутник внизу зорко и внимательно следит за каждым твоим движением. Это молчаливое понимание любого жеста, это устойчивая нераздражительность, несмотря на очень большое напряжение нервов и усталость. Это, наконец, уверенность в том, что в случае опасности будет сделано даже невозможное, чтобы обезопасить положение. Поистине идеальная работа двойки начинается тогда, когда два человека на одной веревке представляют одно целое. Все тогда им удается, восхождения совершаются быстро и без аварий.

На. траверс Аксаута одновременно выходят две группы: наша с подъемом на Северный Аксаут и группа Вадима Николаенко, следующая по контрфорсу на Северо-Западную вершину и далее на Главную. Мы расходимся по маршрутам, и создается интервал между группами более суток, кроме всего прочего обговорена система сигнализации и связи, исключающая работу на стене башни одной группы над другой.

Первая ночевка после Сулахатского перевала на Зеленой гостинице. Так назвали зеленую лужайку на берегу веселого ручья, сбегающего со склонов Сулахата. До ледника десяток минут ходу, но от его холодного воздействия площадка отгорожена моренным валом. Специально не придумаешь уголка, более уютного и приспособленного к стоянке. Северный гребень и зубцы башен, где еще не ступала нога человека, возвышаются на противоположном берегу ледника. Что бы мы ни делали, каждый раз взгляд невольно устремлялся туда. Наша пятерка и группа вспомогателей хлопочут у примусов и маленького костерка, что-то режется, шинкуется, варится, жарится, дразнит острыми вкусными запахами. Комфортабельно оборудуются палатки, с большого камня разносит приятные мелодии карманный радиоприемник, принесенный на стоянку нашими связистами. Хорошо и весело отдохнуть перед трудным днем работы на восхождении — искусство, доступное далеко не всем.

Последние восклицания и рукопожатия в темноте, последняя трава под ногами, через несколько минут трикони ботинок высекают искры на осыпи и наконец хрустят и скрипят на льду. Вскоре мы на вершинном гребне Северного Аксаута. Прямо напротив нас — Кара-Кая с множеством башен, жандармов и вершин. Левее—грозная стена Нахара, немой свидетель героической борьбы советских воинов в годы Великой Отечественной войны. Отборные эсэсовские альпийские части, подразделения дивизии «Эдельвейс» были остановлены здесь мужеством и отвагой советских людей, не пропустивших врага в Закавказье, к Черному морю. Там, на Марухском перевале, шли тяжелые кровопролитные бои. И эти горы Кавказа—тысячеметровые памятники солдатской доблести — всегда будут напоминать приходящим сюда о тех героических днях.

Первая ночевка на траверсе сразу за вершиной. Ночевка висит над крутым провалом Северного гребня. Одновременно с оборудованием бивака организуем спуск. Володя Старицкий и Юра Коломенский спускаются еще ниже и подготавливают место для следующего этапа спуска. С нижней площадки веревка достает до конца свободного спуска на перемычку. Гребень после первого взлета за перемычкой выглядит эффектно. Светло-серые гранитные обелиски причудливой формы образуют частокол, чем-то напоминающий идолов с острова Пасхи. Завтра нам предстоит удовольствие поупражняться на них.

Действительно «пальчики», так живописно расположенные в ряд на гребне, доставили нам массу хлопот и острых ощущений. То перелезая через верх двадцати-тридцатиметровой глыбы, то обходя их справа или слева, каждый метр отвоевывая с помощью крючьев, мы отдали шесть часов утомительной, но интересной работе. Последний клык пройден, и гребень опять рыхл. Голоса москвичей, которые были слышны вчера почти весь день, сегодня доносятся только с пальцев. Видимо, они штурмуют Главную башню Узловой.

Постепенно втягиваемся на широкий осыпной склон, откуда начинается вершинный гребень. Прямо с осыпи высится отвесный монолит. Юра Коломенский влезает в трещину, образованную стеной монолита и огромной глыбой, чуть отошедшей от стены. Подъем нетрудный, он быстро набирает высоту, и вдруг на высоте пятнадцати-шестнадцати метров эта махина медленно отваливается и со страшным грохотом рушится вниз. Все заволакивается тучей пыли, склон вздрагивает от страшного удара, и осыпь вся приходит в движение. Мы замерли под впечатлением огромного обвала, который несколько минут грохотал по склону, падая в сторону цирка Кара-Кая. Через полчаса собираемся на безопасном гребне. Нарушать молчание никому не хочется. Все прекрасно понимают, какая опасность нас миновала. Вершинный тур, сложенный нами, записка на первой Северо-Восточной вершине. На этой вершине мы были первыми.

Сразу за вершиной отличная горизонтальная плита, которая и стала местом нашей второй ночевки на траверсе. Вторая Восточная вершина совсем рядом за ней; правее вздымается черная стена башни Узловой вершины—ключевое место на траверсе.

Погода с раннего утра хмурится. Сводки удовлетворительные. Ребята с Зеленой гостиницы каждый раз обещают отличную погоду, и пока что эти прогнозы сбывались.

После Северо-Восточной вершины, с которой снята свеженькая записка группы Николаенко, все чаще пользуемся услугами крюка. Узкий, как нож, Снежный гребень со свежими следами упирается в стенку. Дальше непроглядно громоздится вверх отвес Главной башни Узловой вершины. Комбинация двойки и тройки — не очень удачное сочетание для сложных стенных маршрутов. В гребневой части мы шли, не замечая особенного различия в темпе, а на стене это остро почувствовалось. Чтобы не отрываться от тройки, мы с Юрой Коломенским то и дело стоим. Многие участки проходятся с крючьевой страховкой. Крючьев Николаенко не оставляет, последним напоминанием об их близости был снежный гребешок со следами. Возможно, мы идем не по их следам, но путь, на мой взгляд, по стене безвариантный. Десять часов трудной и напряженной работы потрачено на эту башню.

С Узловой открылся путь на Главную, и здесь нам стало ясно, почему В. А. Буданов в 1948 году, пройдя Восточный гребень с перевала Хамурза, пошел на огромный риск, спустившись с Узловой по очень опасному кулуару, и не пошел на Главную вершину — цель его траверса. С узкой, забитой снегом и льдом перемычки небольшая десяти-двенадцатиметровая стенка заканчивалась нависающим скальным карнизом. Сверху карниза плита с наклоном в 50—60 градусов, завершающаяся отвесом с камином. В верхней части камина, метра за четыре до выхода со стены, заклинился камень, обходя который надо было совсем вылезти из .камина. В общем, впечатление от такой комбинации сложных элементов не радовало. Эта ночевка была самой холодной из всех на траверсе. Наутро, замерзшие, плохо отдохнувшие, долго возимся на площадке. Козырек висит прямо над палаткой метрах в пятнадцати. С вечера обработать начало подъема не смогли. Зависая на крюке, бить следующий крюк где-то за головой и сзади непривычно и трудно. Лесенки тогда еще не вошли в арсенал спортивного снаряжения, а петля была плохим подспорьем в работе. Козырек заканчивался лбом, на котором было очень мало трещин, а далее — плита, которую проходить надо было с большой осторожностью. Камин запомнился только камнем, заклиненным в верхней части. Он достаточно гладкий, и, вылезая из камина, трудно было найти точки опоры для хода.

Наконец камин пройден, вторая связка уже проходит козырек. Челнок рюкзаков, и через пять часов утомительного и опасного скалолазания собираемся на верхней кромке гребня. Проглянуло солнце, можно спрятаться в удобном закутке от пронизывающего ветра. Теплый уютный привал. Поразила нас башня Узловой—красная, коричневая, черная, с вертикальными зигзагообразными разводами, напоминающая цветом и видом окалину. Нам было невдомек, что это чистые железняки и башня была отличным природным громоотводом, а окалина была настоящей и свидетельствовала о многочисленных разрядах молнии, которые по этой поверхности растекались. Только ночью мы поняли, как страшны эти места в грозу!

После трудной ночи до Главной вершины Аксаута добрались только к шестнадцати часам. Спускаться по гребню вниз решили завтра, и это было грубой ошибкой. Ниже тура во внутреннем углу—великолепная площадка, на которой, видимо, не раз ночевали. Ветер утих, ничто не предвещало ненастья. Дальше простой спуск, у тура нашли заброску, сделанную группой разрядников. Предстоял пир — не тащить же продукты вниз! Однако после полуночи мы начали тревожно просыпаться от глухих раскатов грома, приближающихся с юго-запада. Через несколько минут все были на ногах и дружно, не сговариваясь, все железное: крючья, молотки, примус, консервные банки, ботинки с триконями—оттащили в сторону, как можно дальше от палатки. Два крюка для растяжки тоже выколотили. В шутливой форме разгорелся спор относительно «жу-жу», карманного фонаря с ручным механическим приводом. Подвергся обсуждению и стальной зуб Игоря Юрьева. И вдруг страшный удар потряс и оглушил всех. Разряд произошел где-то рядом с палаткой — всполох ослепительного света и удар последовали почти одновременно. Запахло озоном, мы почувствовали, что мышцы самопроизвольно сокращаются, не подчиняясь воле и сознанию. Вспыхивали молнии, гром грохотал почти непрерывно. Неожиданно канонада затихла. Наступила глубокая тишина, изредка нарушаемая камнепадами на стене. Мы лежали потрясенные, с острой болью в перенапряженных мышцах. Едва придя в себя, мы мобилизовали все силы на спуск вниз. Первое, что попалось нам на гребне,—бесформенный сожженный кусок металла. Это все, что осталось от радиостанции «кляйнфу», которую мы оставили на гребне после переговоров с лагерем вечером, предварительно завязав ее в непромокаемую оболочку до утренней связи. Как потом рассказывали, пришли мы в лагерь серыми, угрюмыми, без радостных эмоций от хорошего траверса, пройденного полностью впервые. Впечатления от траверса в первые дни были вытеснены гнетущим воспоминанием о страшной ночи на вершине Аксаута.

Этот сложный траверс был отмечен классным местом на первенстве страны, а в Ленинграде восхождение было признано лучшим в сезоне.

Спортивные успехи, широкая популяризация их в институте привлекли в альпинистскую секцию многих молодых ребят. Начался новый большой и очень напряженный цикл учебной и тренировочной работы сначала на базе лагеря «Алибек», затем на базе цейского лагеря «Торпедо».

В настоящее время в институте сильный коллектив спортсменов и инструкторов, которые с честью продолжают традиции секции. Здесь работают мастера спорта неоднократные чемпионы СССР: доктор технических наук, профессор Юрий Александрович Коломенский, кандидат технических наук Александр Яковлевич Зайончковский, кандидат технических наук, доцент Кирилл Владимирович Павленко, кандидат технических наук Александр Григорьевич Липчинский. Тренерами секции и спортивной команды стали ее воспитанники, мастера спорта международного класса, чемпионы СССР Федор Николаевич Житенев и Юрий Феодосьевич Горенчук.

Закончили институт и уже вне его стен и секции стали мастерами спорта и чемпионами СССР кандидат технических наук Гурий Александрович Чуновкин, Виктор Александрович Солонников, кандидаты технических наук Владимир Александрович Солонников, Станислав Александрович Викулин, Дмитрий Игоревич Антоновский. Призерами страны стали кандидаты технических наук Алексей Дмитриевич Пугачев и Борис Петрович Васильев, а также Марат Александрович Финогенов и Анатолий Михайлович Колчин. Начали свою альпинистскую деятельность в институте и нынешние мастера спорта СССР: старший инструктор, доктор технических наук Артем Григорьевич Варжепетьяя, Эрнест Степанович Антипенко, Татьяна Яковлевна Фишкова, Татьяна Николаевна Васильева, Алевтина Вениаминовна Пахомова.

В 1975 году альпинистская секция Ленинградского электротехнического института имени В. И. Ульянова (Ленина) отмечала сорокалетие. К этому юбилею секция пришла с хорошими результатами в учебной, тренерской и спортивной работе. Более двадцати мастеров спорта СССР выращены в секции или получили спортивную закалку, чтобы вскоре после окончания института добиться этого высокого звания. Многие из них стали неоднократными чемпионами и призерами страны.

Впереди большие спортивные планы, увлекательная работа с коллективом спортсменов разной квалификации, а также с начинающими свою жизнь в спорте студентами. Впереди новые выезды в горы, без которых жизнь уже кажется неполноценной.

<< Назад  Далее >>

Вернуться: Вертикали