А.ЧЛЕНОВ
ПО СЛЕДАМ ДОБРЫНИ НИКИТИЧА

Богатырская застава на границе леса и степи стережет покой русской земли. Сказочной силой веет от фигур воинов и их коней. Нерушимой стеной встает застава на пути любого захватчика.

Не найдется, пожалуй, в стране человека, который не знал бы этой картины художника В. М. Васнецова. И не найдется человека, который не знал бы имен ее героев, трех богатырей.

Один из них — Добрыня Никитич. Он сидит на могучем коне, по правую руку от крестьянского сына Ильи Муромца, схватившись за булатный меч. Весь он — олицетворенная готовность русского народа постоять за отчизну, воплощение его богатырской силы, разума и доблести.

Хотите проехать туристским маршрутом по следам Добрыни Никитича?

“То есть как это — по следам?! — слышу я голос иного читателя. — Какие у Добрыни могут быть следы, если его самого никогда не было? Всем известно, что Васнецов взял своих богатырей из былин, а былинный герой — личность выдуманная”.

Действительно, такой взгляд на былинных персонажей широко распространен, для многих даже привычен (ведь былины проходят в школах как чисто литературный памятник, не говоря об их тесной связи с конкретными историческими событиями). Но взгляд этот в корне неверен. По меткому определению известного советского историка академика Б. А. Рыбакова, былины всегда были “устным учебником родной истории”.

Люди, чьи подвиги воспеты в былинах (естественно с той долей гиперболизации и других условностей, которые вообще присущи эпосу), прежде чем стать литературными героями, были героями в жизни. И вполне реальными.

Былина не выдумала имени Добрыни, она лишь запечатлела его в памяти народной. В книге академика Б. А. Рыбакова “Древняя Русь”, в главе, посвященной Владимирову циклу былин, мы найдем подглавку “Добрыня Никитич”, в которой содержится обстоятельный анализ совпадений былинных и летописных сведений о Добрыне. Наука уже более ста лет назад выяснила, что былинный Добрыня и первый Добрыня, упоминаемый в русских летописях в Х веке, одно и то же лицо. Прототипом былинного Добрыни Никитича был дядя и воспитатель молодого князя Владимира Святославича (который также воспет в былине как Владимир Красно Солнышко).

Добрыня жил в Х веке. Он был выдающимся деятелем русской истории и стал одним из любимых героев былины не случайно (народ отнюдь не расположен был жаловать такую честь княжеским дять-ям. да и самих-то князей воспевал как редкое исключение). Он заработал народную любовь многолетнем героической борьбой за народное дело.

Мой маршрут по следам Добрыни Никитича будет охватывать Украину, Россию, Белоруссию. Но нужно помнить, что в те времена не было еще этих трех славянских народов, а был единый древнерусский. Недаром знаменитый Владимиров цикл былин, действие которых происходит в основном на юге. — первый развернутый памятник русского национальною самосознания, являющийся общим наследием всех трех братских народов.

Жизненный путь русского богатыря начался на юге, на нынешней Украине.

Коростень. Добрыня Никитич родился примерно в 935 году в Коростене. Сейчас это небольшой город Житомирской области, а в Х веке он был столицей Древлянской земли. Город славился неприступными дубовыми стенами, тянувшимися, по местным преданиям, на несколько верст.

Был Добрыня наследным принцем Древлянской земли. Отца его звали Мал Древлянский. То, что Добрыня — сын князя Мала, летопись обходит молчанием (на то имелись причины династического и политического характера). Но древлянское происхождение Добрыни было разгадано в 1864 году историком Д. И. Прозоровским в статье “О родстве св. Владимира по матери”.

Былина знает древлянское и княжеское происхождение Добрыни. Исследовательница Т. Н. Кондратьева подметила, что в былинах он то боярин, то князь. Былина знает и отца Добрыни — богатыря Никиту Залешанина (что отметил еще выдающийся русский ученый А. А. Шахматов). Это богатырь, которого в Киеве никто не знает в лицо, кроме Добрыни, а вместе с тем человек настолько уважаемый, что его именем прикрывается сам Илья Муромец. В этой связи следует вспомнить, что Древлянская земля названием своим была обязана покрывавшим ее лесам. Ее столица, если глядеть из Киева, лежала за лесами, и “Залешанин”, в сущности, прозрачный синоним “Древлянского”. Кстати, и сам Добрыня прикрывается иногда именем “детины Залешанина” или “Заолешанина”.

Но почему Добрыне и его отцу, если они князья, пришлось прибегать к псевдонимам? Дело в том, что Мал утратил свое княжество, а с ним и титул. Но кроме титула у них было еще и родовое имя. У В. Н. Татищева (“отца русской истории”) сохранилось отчество Мала — Нискинич. Видимо, оно было также именем династии (сравните — Рюриковичи, Даниловичи и т. п.). Весьма вероятно, что былинное отчество Добрыни — Никитич есть искаженное временем Нискинич (отсюда и былинное имя его отца).

В Коростене по сей день высятся несколько холмов красного гранита, течет в тех же гранитных берегах быстрый Уж. Сохранились интересные легенды, собираемые краеведами. Возле места, называемого Святищем, как бы сбегают прямо в реку глыбы красного гранита. Видимо, здесь вблизи было когда-то святилище бога — покровителя Древлянской земли. И действительно, неподалеку есть природный амфитеатр гранитных глыб с подобием алтаря и жертвенной площадки, нависшей над рекой. Но стоял ли здесь когда-то истукан и где точно стоял замок Мала,—неизвестно: Коростень почти не обследован археологами.

Шатрище. В нескольких километрах от Коростеня вниз по Ужу лежит село Шатрище. Отсюда хорошо видны гранитные бастионы Коростеня, вздымающиеся метров на шестьдесят по обоим берегам реки. А с деревянными башнями и смелыми защитниками эти холмы красного гранита были и вовсе неприступны. В 945 году с холмов смотрел в сторону Шатрища мальчик Добрыня — там стояла вражеская армия.

В 945 году Мал Древлянский поднял восстание против княжившего в Киеве деспотичного Игоря Рюриковича. Решение о восстании было принято на думе Древлянской земли, где сына Рюрика открыто называли князем-волком, грабящим и губящим народ, и приговорили его за это к смерти.

Древлянское восстание было крайне опасным для Игоря, ибо граница Древлянской земли лежала на Ирпене, всего в двадцати-тридцати километрах от Киева. Игорь решил подавить восстание. Он довел свои войска почти до самого Коростеня. Ввиду неприступной Древлянской твердыни войско Игоря разбило свои шатры. С тех пор, по преданиям, это место и зовется Шатрищем.

Древлянское восстание было направлено против княжеского деспотизма. Но, по свидетельству историка С. Н. Сыромятникова, оно имело и отчетливую антиваряжскую направленность.

Летописные сведения о IX веке скудны и полны противоречий. Летописи уверяют, будто новгородцы призвали варягов в князья, чтобы те навели порядок (которого русские будто бы сами не могли навести в своем доме), а преемники Рюрика и создали-де Русскую державу. Эта летописная “варяжская теория” послужила столетия спустя основой пресловутой “норманской теории”, активно использованной многими недругами русского народа. Но классической русской и советской наукой “норма некая теория” развенчана.

Так, по мнению академика Б. Д. Грекова, Рюрик был приглашен во время какой-то новгородской усобицы лишь в наемники — вместе со своей дружиной, а затем захватил власть. Новгородцы пытались свергнуть непрошеного князя, но варяжский узурпатор потопил восстание Вадима в крови. Б. А. Рыбаков установил, что создание державы (задолго до варягов) было связано с династией Киевичей — потомков князя Кия, основателя Киева. А М. Ю. Брайчевский выяснил, что Рюриковичи, вторая киевская династия, просто обманно выдают себя в своей придворной летописи за первую династию, создательницу державы.

Рюрик захватил в 862 году лишь северную землю Русской державы. А в 882 году варягам удалось прорваться к ее столице - Киеву и обманом овладеть им. Но они сразу натолкнулись на сопротивление трех других земель Юга во главе с Древлянской и целых три года не могли продвинуться от Киева даже на пятьдесят километров.

В конце концов установилось непрочное равновесие: Рюриковичи вынуждены были признать, что часть славянских земель сохранила свое оружие и свои династии, а земли эти вынуждены были согласиться с захватом трона державы династией варяжских узурпаторов, опорой которых была варяжская гвардия. Древляне пробовали восстать в начале Х века, но безуспешно. Теперь жребий снова был брошен. Варяжская гвардия сына Рюрика стояла в Шатрище, и юный Добрыня Никитич глядел на нее со стен Коростеня.

Игоревка. Ночью древляне неожиданно напали на Игоря и опрокинули его гвардию. Князь-варяг пытался ускакать в Киев. Но древляне гнались за ним по пятам, прижимая его к берегу Ужа. В нескольких километрах от Шатрища Игорь со своими телохранителями был загнан в болото.

Возле хутора Игоревка (чье название восходит к событиям 945 года) местные жители до сих пор показывают место, где это произошло. “Князь-волк” был взят восставшими в плен и тут же, во исполнение приговора думы, предан позорной казни. Как известно, его привязали к двум пригнутым березам, которые, разогнувшись, разорвали Игоря надвое.

О казни сохранились византийские сведения. В русской летописи сказано лишь, что Игоря убили во время вылазки. Но в Игоревне каждый покажет вам передаваемое из поколения в поколение уже вторую тысячу лет точное место, где росли те две березы. Невдалеке от него, у берега Ужа, сохранился курган Игоря, окруженный кольцом могил его казненных телохранителей. О них К. Ф. Рылеев написал когда-то:

Дружина хищников легла
Без славы и без чести.

Слава и честь достались в тот день отцу Добрыни и восставшим древлянам.

Любеч. Победитель Мал потребовал корону державы. Он перенес столицу в Коростень (отчетливые следы этого сохранились даже во враждебной ему летописной версии). Его послы в Киеве гордо бросили в лицо варягу Свенельду, поставленному во главе киевского войска (у авантюриста Свенельда была собственная варяжская дружина, уцелевшая, ибо она не ходила под Коростень), что князья-варяги вели себя как хищные волки, а истинный княжеский долг состоит в том, чтобы править на благо народа. Гражданская война в державе продолжалась целый год. Но военное счастье переменчиво, и Мал Древлянский оказался в плену.

Оставлять опасного пленника в Древлянской земле, разумеется, не стали. Мала вывезли в крепость Любеч, бывшую в ту эпоху ключом к Киеву с севера. Отныне развенчанного князя древлян велено было именовать уничижительно — Малко Любечанин.

Водой — по Ужу, Припяти и Днепру — отец Добрыни был доставлен прямо в Любечский замок. Сегодня Любеч — поселок в Черниговской области. Но Замковая гора в нем уцелела, и экспедиция Б. А. Рыбакова раскопала здесь остатки дивного деревянного замка XI—XII веков с полутора десятками башен, внутренними дворами, трехъярусным княжеским дворцом и подъемным мостом. Сейчас Замковая гора снова засыпана и поросла травой. С плоской вершины ее открывается вид на окрестные просторы. Со всех сторон склоны уходят вниз градусов на 60—70. Откосы эскарпированы. Замок был почти неприступным.

Я меряю верхнюю площадку Замковой горы шагами. 60 шагов на 160, а внутренние дворы были, конечно, куда меньше. Узнику, попавшему тогда в княжеский замок, простора для прогулок было мало. Это в XII веке. А замок, пусть менее внушительный, стоял здесь и столетиями раньше. Сколько шагов для узника было в Х веке? Кто знает... В этой крепости Мал Древлянский провел в заключении долгие годы.

А Добрыня Малевич? Что случилось с ним? Вышгород. О судьбе Добрыни хорошо знает былина. Ему тоже пришлось стать рабом (Мал попал в плен со всем семейством). И наследный принц древлян в унижение был сделан конюхом.

Да три года жил Добрынюшка да конюхом,
Да три года жил Добрынюшка придверничком,
Да три года жил Добрынюшка да ключником,
Ключником,-Добрынюшка, замочником,
Золотой-де казны да жил учетчиком.
На десят-то год тут задумал ехать во чисто поле...

И еще:

По три годы Добрынюшка стольничал,
По три годы Добрынюшка приворотничал,
По три годы Добрынюшка чашничал,
На десятое-то лето стал конем владеть...

Былина отмечает десятилетнее рабство Добрыни в юности и медленное восхождение от более унизительных рабских должностей к менее унизительным. Только на десятый год Добрыня получил наконец коня, т. е. свободу.

Вместе с Добрыней попала в плен и сестра его Малуша. Летописи отмечают ее должность при княгине Ольге — ключница. Ее сыну, Владимиру Красно Солнышко, враги потом бросали в лицо презрительную кличку “робичич” (т. е. “сын рабыни”).

Добрыня и Малуша получили свободу примерно в 955 году. Мал, по-видимому, и после этого продолжал томиться в крепости: недаром былина отмечает ситуацию, когда в кругу киевских богатырей Добрыня принят, а Никиту Залешанина не знают в лицо.

Где же был Добрыня конюхом и привратником, стольником и ключником? Тоже в Любече? Очевидно, нет. И тем более не мог он там считать золотой казны, которая могла быть лишь великокняжеской. Любеч отстоит от Киева километров на полтораста, и там Ольга, победительница Мала, не хранила свою казну. К тому же детей Мала важно было держать в ином месте, чем их отца, — как заложников на случай его внезапного бегства из крепости.

По летописи известно, что личным городом Ольги был Вышгород (расположенный на Днепре несколько выше Киева), и весьма вероятно, что Добрыня и Малуша отбывали рабскую службу именно здесь. Впрочем, это могло происходить и в Киеве, при дворе малолетнего князя Святослава, за которого правила Ольга, или при ее киевском дворе. Но и в таком случае Ольга наверняка не раз брала ценных заложников с собой в Вышгород.

Киев. Следующая глава в биографии Добрыни, несомненно, связана с Киевом. Постепенное возвышение детей Мала, а затем их освобождение не были случайностью. Ольга имела далеко идущие планы. Дальновидный и смелый политик, она извлекла из Древлянского восстания уроки.

Игорь железной рукой проводил варяжскую политику и в итоге погубил себя и едва не погубил всю династию. Ольга поняла, что, если династия не хочет быть сметена следующим восстанием, она из варяжской должна стать славянской и вести не варяжскую, а славянскую политику.

Вопрос этот (несомненно, под давлением растущего сопротивления русских) встал уже накануне Древлянского восстания: в 940 году наследник престола Игоря Рюриковича впервые получил славянское имя - Святослав (в свете дальнейших событий выбор имени следует приписать прозорливости Ольги). Это было равносильно великокняжескому манифесту, обещанию славянской политики.

Ольга, как об этом ясно говорит ее имя (Хельга, что по-варяжски означает “Освященная”), была варяжкой. Но она поставила себе целью доказать, что династия может стать славянской. После подавления восстания она круто изменила курс политики Игоря — и внешней, и, главное, внутренней. Она посадила Мала в крепость (однако не казнила ни его, ни кого-либо из древлянской знати — и это после казни Игоря!), но править стала по программе Мала, публично признав, что он был прав во всем, кроме попытки свержения династии. Она настойчиво старалась заработать для своего сына народную любовь и доверие. По мере осуществления реформ Ольги древлянские мятежники переставали быть для нее опасны.

Постепенно Ольга поняла, что самым верным средством завоевать любовь народа может быть лишь союз и брачные узы с популярной патриотической династией, окруженной ореолом героической борьбы и мученичества за русское дело. И вслед за освобождением Добрыни и Малуши последовало их возвышение.

В конце пятидесятых годов (примерно в 958 или 959 году) Ольга перед лицом славянских богов вложила руку своего сына, государя Святослава, в руку дочери Мала, казнившего его отца, — в руку владетельной княжны Малуши Древлянской! И Ольга обещала, что первый сын этого брака получит Новгородскую землю — первую коронную землю династии Рюриковичей, ее политическую жемчужину. И когда у молодой княжеской четы около 960 года родился сын, он получил символическое имя Владимир, знаменовавшее полное примирение Ольги с Древлянским домом (значение его имени как “Владыка миролюбия” известно было современнику Владимира, немецкому епископу Титмару Мерзебургскому, оставившему интересную Хронику).

Добрыня, разумеется, присутствовал на церемонии заключения в Киеве этого важного для его рода и благодетельного для всей страны династического брака. И Мал тоже. Оба они получили теперь ранг киевских бояр. На целое десятилетие жизнь Добрыни, ставшего шурином государя Святослава, была связана с киевским двором. А в 970 году в ней наступил новый поворот: Святослав послал Добрыню в Новгород, вручив ему регентство при малолетнем племяннике Владимире.

Новгород. 970 год открывает новый этап в нашем маршруте по следам Добрыни. Далекий путь из Киева лежал вверх по Днепру, затем на конях к верховьям Ловати, а оттуда опять водой, вниз по Ловати и через Ильмень-озеро. Добрыня прибыл с мальчиком Владимиром в Новгород и провел здесь семь лет, мудро правя Новгородским княжеством.

В 970 году Святослав посадил княжить в землях и двух своих старших сыновей — Ярополка в Полянской, Олега в Древлянской (они были детьми первой жены Святослава, венгерской принцессы). Таким образом, сыновья государя княжили только в трех привилегированных землях, а в остальных управляли наместники-бояре, обладавшие гораздо меньшей властью. Добрыня, правя от имени Владимира (в 970 году десятилетнего мальчика), был фактически уравнен в правах со старшими сыновьями государя.

Ярополк был посажен отцом в Киеве не как государь державы, а только как князь Полянской земли. Государем оставался Святослав. Но он под влиянием своего воеводы — варяга Свенельда (того самого, который подавил восстание Мала), ввязавшись в длительную войну в Болгарии, вообразил, что центром его державы является не Русь, а Болгария и что русскую столицу следует перенести туда. Тщетно укоряли его русские за то, что он ищет чужих земель, а свою оставляет беззащитной (в его отсутствие печенеги чуть не взяли Киев!), тщетно пыталась мудрая Ольга отговорить сына от безумной затеи. Все, что она могла сделать, это твердо заявить, что, пока она жива, русская столица не будет перенесена за рубеж.

Но Святославу кружили голову успехи в походах и лесть Свенельда (князь был молод, ему не исполнилось еще и тридцати лет). И после смерти Ольги Святослав ушел княжить в Болгарию. Однако Свенельду, давнему врагу древлян, не удалось побудить Святослава изменить внутреннюю политику — союз с Древлянским домом. В 970 году Древлянская земля получила в князья принца крови, а Древлянский дом — Новгородскую землю. Уладив так дела, Святослав ушел на Дунай с сильной армией.

Однако, вместо того чтобы спокойно царствовать в своей новой столице в Болгарии, Святославу пришлось вести тяжелые бои против византийско-болгарско-печенежского союза. Уже в 971 году, понеся большие потери, он, с трудом вырвавшись из окружения, поспешил на Русь за новым войском. Но, направившись, неведомо зачем, к Киеву не прямым, а кружным путем — через днепровские пороги, он попал там с остатками своей армии в новое окружение: у порогов его поджидали печенеги.

Целый год простоял Святослав за порогами, в осаде, всего в двух-трех сотнях километров от русской границы. А в 972 году печенеги добили окруженную армию и умертвили самого Святослава. Из его черепа печенежский князь Куря велел сделать себе чашу.

Не прошло и трех лет после гибели Святослава, как армия Киева, которую до времени придерживали и даже не послали на спасение жизни государя и окруженных русских воинов, была брошена в бой. Против столиц двух братьев нового государя — Ярополка: Овруча (ставшего древлянской столицей вместо Коростеня после поражения Мала) и Новгорода. И возглавил ее Свенельд.

Поединок с “черным вороном”. Святослав так и че вернулся на Русь из Болгарии, но Свенельд благополучно возвратился в Киев. Поскольку Ярополк был очень юн, Свенельд захватил при нем реальную власть и, окруженный своей варяжской гвардией, олицетворял собой правление варяжской знати на Руси.

Былина (как отмечает Б. А. Рыбаков) запомнила Свенельда как “черного ворона Сантала”, с которым бьется “ясный сокол Вольга-богатырь” (Олег Древлянский). Былина знает какую-то поездку Олега в Вышгород, сильно встревожившую царицу (т. е. жену Ярополка). Ей привиделся недобрый сон: ясный сокол победил черного ворона Свенельда. Русская царица была почему-то на стороне варяга Свенельда и тревожилась за него. Очень вероятно, что всевластный временщик-варяг, чтобы упрочить свое положение, выдал за юного Ярополка свою дочь.

Варяжская партия снова взяла реванш. Славянская политика Ольги была перечеркнута. В стране стал раздаваться ропот. Можно думать, что юный Олег (за которым стояла Древлянская дума) ездил в Вышгород требовать смены политики и отставки Свенельда, но тщетно. Конфликт между варяжской и славянской партиями стал быстро обостряться.

Не замечать, что происходит в Киеве, русские не могли. Взоры всех патриотов, естественно, обратились к зрелому мужу, закаленному испытаниями, к шурину убитого государя, к сыну Мала Древлянского. Добрыня становится главой славянской партии в державе.

Уже в 975 году Древлянская земля опять сражалась против Свенельда и варяжской политики. В отличие от 945 года она сражалась теперь в союзе с Новгородской землей. Стремясь помочь союзнику Олегу, Владимир (т. е. фактически Добрыня) повел наступление на Смоленск и вынудил Ярополка разделить силы на два фронта. Это затянуло войну на два года.

Но сопротивление русских земель было значительно ослаблено тяжелыми потерями, понесенными в боях за пределами русских границ. К тому же Русь утратила две юго-западные земли, оккупированные печенегами. Свою варяжскую гвардию Свенельд сумел сберечь. Для борьбы против нее Олег вооружил свободных крестьян Древлянской земли — “силушку” древлянского богатыря-пахаря Микулы Селяниновича. А для Добрыни путь на Юг на выручку Древлянской земли был закрыт: ключевая крепость Смоленск находилась в руках ставленников Свенельда.

Олегу не удалось победить “черного ворона”. В 977 году Овруч, столица Олега Древлянского, был взят штурмом. Рукопашная схватка была такой ожесточенной, что тело убитого в ней Олега пришлось искать с утра до полудня, все это время изо рва, окружавшего Овруч, выгребали трупы, которыми он был завален доверху... Древлянская земля была растоптана и залита кровью. “Черный ворон” (он руководил штурмом Овруча) торжествовал.

Этим дело не кончилось. Ярополк немедленно двинул освободившиеся войска на Новгород. Добрыне пришлось сдать город без боя и уйти с Владимиром (и с частью верных новгородцев, способных носить оружие) за рубеж.

Швеция. Следующий период жизни Добрыни Никитича ведет за рубеж — шурин и сын Святослава со спутниками получили убежище в Швеции, где им пришлось провести три долгих года.

В Швеции правил в то время король Эрик, стремившийся покончить с долгими смутами в стране, очистить ее берега от пиратов-викингов и не дать вовлечь Швецию в нескончаемые войны, бушевавшие между королевскими домами Норвегии, Дании и Англии. Эрик встретил Добрыню как желанного гостя — ведь тот приехал не просто как беглец, спасающий свою жизнь, а как борец и хозяин закаленной в боях армии. Трехлетнее пребывание в Швеции новгородских полков Добрыни сильно укрепило позиции короля. Эрик смог одержать верх над своими врагами и получил прозвище Победоносный.

А Добрыня сумел убедить Эрика, что для проведения национальной шведской политики необходим прочный тыл. Если Эрик действительно желает добиться шведского порядка в шведском доме и нейтралитета в чужих распрях, раздирающих скандинавский Запад, то лучшей опорой для такой политики будут дружба и союз с могучей Русской державой. А раз так, то государственным интересам Швеции отвечает союз с русскими патриотами, желающими навести русский порядок в русском доме, а не с кровавыми варяжскими авантюристами, временно хозяйничающими на Руси.

И такой союз был заключен. Он лишил Свенельда с Ярополком возможности вербовать в Скандинавии наемников, как это делали Рюрик и его преемники. Более того, он дал Добрыне возможность усилить свое новгородское войско наемным вспомогательным варяжским отрядом. Ничего подобного раньше русским патриотам, боровшимся против варяжских угнетателей, не удавалось.

Союз Древлянского дома со Шведским королевским домом был заключен на основе дружбы и взаимного невмешательства во внутренние дела. Добрыней и Эриком была создана на Севере Европы зона мира — на двести лет! Целых два века после этого между Русью и Швецией не было военных столкновений (другой подобной двухвековой зоны прочного мира в средневековой Европе не найти). В случае победы Добрыни союз гарантировал Руси прочный тыл на Севере (очень нужный для борьбы с печенегами) и открытый выход на Балтику. В тяжелейшей обстановке сын Мала Древлянского сумел проявить не только твердость духа, но и беспримерную государственную мудрость.

Подготовившись к борьбе, зная, что на него с надеждой взирают не только Новгородская и Древлянская земли, но и вся держава, продумав все уроки поражения и составив план действий на будущее. Добрыня в 980 году вернулся наконец на Русь.

Новгород встретил его как освободителя. Молодой Владимир снова стал князем Новгородским и заявил притязание на престол державы. Армия Новгорода сразу же перешла в наступление и вступила в Смоленскую землю.

Витебск. Добрыня с Владимиром разбили свою ставку на смоленской территории, в районе Витебска. Армия стояла фронтом к Смоленску, угрожая этой крепости. Встревоженный Ярополк стал спешно собирать войска и стягивать их к Смоленску. Но Добрыня почему-то медлил. Вскоре против него уже стояли главные силы Ярополка, чтобы перейти в контрнаступление на Новгород и снова выбросить Добрыню и Владимира с Руси.

Задача Добрыни была необычно трудна: с войском одной-единственной земли победить Ярополка, владевшего десятком земель. В 977 году эта задача оказалась невыполнимой. Удастся ли Добрыне решить ее теперь? И как?

Тем временем Ярополк послал сватов к Рогнеде (Рагнхейдр), дочери полоцкого князя-варяга Рогволода (Рёгнвальда). Полоцк в ту пору был нейтрален, и войск ни одной из сторон в нем не было. Если сватовство будет принято, Полоцк вступит в союз с Ярополком, в тылу у ставки Добрыми появится новый враг и создастся возможность удара прямо на Новгород.

Узнав о прибытии в Полоцк сватов из Киева, Добрыня решил прекратить выжидание. Было ясно, что Ярополк потребует от Рогволода пропустить свои войска через полоцкую территорию для обхода его, Добрыни, армии. Что делать Добрыня и Владимир решили заранее.

Полоцк. В Полоцке успешно велись переговоры с киевским посольством, как вдруг неожиданно прибыло другое посольство — Рогнеду сватал и Владимир! Как повествует былина, главным сватом приехал сам Добрыня.

Разумеется, Владимир также требовал не только руки Рогнеды, но и заключения Полоцком военного союза с Новгородом. Более того, он требовал немедленного пропуска его войск через полоцкую землю в тыл крепости Смоленск, на Оршу.

Рогволоду предстоял выбор: продолжение нейтралитета или союз с одной из сторон. Взвесив количество земель и войск у обеих сторон, он решил, что союз с Ярополком выгодней. Кроме того, ему, варягу, правившему славянской землей, была по душе политика Свенельда. И он заключил, что может без всякого риска поднять свой престиж, заставив Владимира проглотить тяжкое оскорбление, ибо тот, имея одного могущественного противника (и будучи связан на фронте), не захочет и не сможет начинать войну со вторым.

Рогволод вложил в уста дочери оскорбительный ответ. В торжественной обстановке Рогнеда ответила послам Владимира: “Не хочу разуть робичича (что означало: не хочу замуж за сына рабыни), а хочу за Ярополка”. Такое оскорбление, наносимое от имени Полоцка Новгороду и его князю, было несомненным поводом к войне, но Рогволод, уверенный в безнаказанности, дал оскорблению максимальную огласку, чтобы сильнее унизить Владимира и Новгород.

Привила дипломатической игры Рогволод рассчитал верно, но насчет безнаказанности жестоко просчитался. Добрыня и Владимир предусмотрели такой ответ и приготовились к действиям. Как только весть о “робичиче” достигла ставки Владимира, главные силы Добрыни устремились на Полоцк. Там шел в полном разгаре свадебный пир, Рогнеду уже собирались везти в Киев. Войск Ярополка в Полоцке не было, а Рогволод настолько не был готов к бою, что не успел даже бежать. Город пал. Все княжеское семейство попало в плен. Теперь Добрыня, в свою очередь, обозвал Рогнеду “робичицей”, и она была взята не в жены, а в наложницы Владимира. Рогволода и обоих его сыновей тут же казнили. Князем Полоцким стал Владимир, а Полоцкая земля возвратилась в состав Русской державы.

А армия Добрыни немедленно устремилась дальше, но не на Оршу и Смоленск, а прямо на Юг, в Древлянскую землю! Боярин, командовавший Смоленской армией Ярополка, имел приказ наступать на Новгород, а не на Полоцк, за который не отвечал. К тому же от Владимира можно было ждать, что он задержится в своем новом владении. А может быть, этот боярин, узнав о катастрофе в Полоцке и обнаружив, что путь на Новгород прегражден лишь слабым заслоном, усилил свой левый фланг под Оршей и начал наступление на Новгород.

Но если бы даже он и разгадал замысел Добрыни, помешать ему он все равно бы не смог: армия Добрыни скрылась из виду, она совершала свой марш за двойным прикрытием Друти и Березины с их болотистыми поймами, ей нельзя было ударить во фланг и за ней было бесполезно гнаться в обход через Полоцк.

Сопротивление Владимиру могла оказать Полоцкая земля: ее войско и население. Но они приветствовали свержение князя-варяга и широко распахнули перед Добрыней ворота на Юг. Полоцкое войско присоединилось к армии Добрыни.

Туров. Но Полоцкая земля не граничила с Древлянской. Между ними лежала еще одна земля — Дреговичская со столицей в Турове. И в ее пределах находилась серьезная водная преграда — Припять.

Населяли Дреговичскую землю славяне, а правил ею ставленник Ярополка — варяг Тур. И в Дреговичской земле повторилось то же, что в Полоцкой, — Туров был взят внезапным ударом, Припять форсирована без боя; дреговичи встретили Добрыню как освободителя. Дреговичские добровольцы встали под его Древлянское знамя.

В стремительном броске на Юг армия-освободительница вышла теперь к южной границе Дреговичской земли — за Убортью лежала уже родная земля Добрыни, Древлянская.

Победа Добрыни. Как только первый отряд армии Добрыни ворвался в пределы Древлянской земли, гарнизоны Ярополка и Свенельда оказались в кольце восставших. Теперь древляне рассчитались с ними за все сполна. Коростснь, Овруч и прочие древлянские города были освобождены. А армия Добрыни, пронесшаяся как метеор сквозь Полоцкую и Дреювичскую земли, не теряя темпа, как гром среди ясного неба обрушиласч на Киев.

Вся оборона Ярополка была взломана одним ударом. О правнуке Владимира, Всеславе Полоцком, “Слово о полку Игоревс” говорит, что он в сказочном конном прыжке дотянулся оружием до злата стола киевского. Добрыня совершил не сказочный, а вполне реальный тысячеверстный конный прыжок с Севера, и оружие его Новгорода дотянулось наконец до злата стола Ярополка, до его недосягаемой ранее столицы.

И не только Новгорода. Когда авангард сына Мала Древлянского, завершая этот фантастический прыжок, прорвался через Ирпень, в едином строю стали у стен Киева полки четырех союзных русских земель. И кровавый трон Ярополка рухнул разом. Его обойденные армии (Смоленская и резервная Любечская) бессильно топтались вдали от Киева, куда переместились внезапно главные военные действия. Ярополк смог лишь спешно затворить городские ворота. Но и в городе стало назревать восстание. Страшась его, Ярополк бросил даже жену и бежал из Киева к печенежскому хану Куре, пившему вино из черепа его отца! Приближенный Ярополка с характерным именем Варяжко дал Ярополку совет — просить хана привести на Русь страшную печенежскую конницу.

Некоторые летописи уточняют, что Варяжко был “милостником”, т. е. фаворитом, Ярополка. Похоже, что под странным именем Варяжко скрывался наш знакомец Свенельд.

Авангард Добрыни настиг Ярополка у самой печенежской границы, в крепости Родне (теперь это Княжая гора в Каневском заповеднике, в нескольких километрах южнее могилы Тараса Шевченко). Опасность печенежской интервенции была очень велика. Но Родень был осажден и сдался, а Ярополк казнен. И хан лишился предлога к интервенции и “своего” претендента на русский трон. Варяжко бежал к печенегам, получил убежище у Кури и потом долго воевал на стороне хана против Руси.

В тот же день, 11 июня 980 года, Киев открыл ворота Владимиру. Над городом были водружены знамена Победы. И сын Мала Древлянекого возвел на престол державы внука Мала Древлянского, “робичича”, которому суждено было стать прославленным Владимиром Красно Солнышко.

С правлением варягов и деспотов на Руси было покончено. Добрыня и Древлянекий дом после всех испытаний одержали победу.

Так как Владимир обладал не только народной любовью, как принц Древлянского дома, но и большими правами по отцовской линии, как сын Святослава, Добрыня старался всемерно укрепить его трон. А сам он стал соправителем и получил во владение Новгородскую землю. В державе была установлена новгородско-древлянская гегемония, обеспечивавшая демократическую и патриотическую политику.

Булгар. Но вначале трон Владимира предстояло упрочить, а это было непросто. Восточная земля державы, Вятичская, отказалась признать нового государя, к ней тяготела и соседняя с ней Радимичская. Несколько раз, до самого 984 года, они подымали оружие против Владимира. А пока усобица затягивалась, нельзя было приступать к борьбе с печенегами. Вятичская земля могла так долго противиться Владимиру потому, что за ее спиной стоял могущественный сосед Руси — Булгария (с владениями которой Вятичская земля граничила).

В 984 году мятежники (а возможно, и отряд булгарских войск) прорвались в Радимичскую землю, создав угрозу Киеву. В ответ на это в 985 году Добрыня начал грандиозный поход на Булгарию. Он повел новгородцев через Ростовскую землю вниз по Волге, а Владимир — войско Южной Руси, в обход вятичей вверх по Волге. Часть войска двигалась в ладьях, другая — на конях. Клещи двух сильных русских армий и флотилий сомкнулись в глубоком тылу противника, под его столицей, городом Булгаром (невдалеке от нынешней Казани). Булгария вынуждена была просить мира.

Добрыня (по летописям решающее слово в кампании 985 годя принадлежало ему: он по-прежнему был истинным хозяином державы) проявил умеренность и выдающуюся мудрость. Он поставил себе целью убедить Булгарию в выгоде союза с Древлянским домом, а не с его врагами на Руси и превратить ее из противника в союзника. Он не потребовал от побежденной Булгарии никаких земель. Под стенами Булгара был заключен вечный мир, скрепленный династическим браком Владимира. В залог дружбы и добрососедства детям этого брака обещаны княжения в двух русских землях, пограничных с Булгарией (и его сыновья от “булгарыни”, Борис и Глеб, княжили потом в Ростове и Муроме),

Теперь Русь обрела на Востоке такого же сильного и надежного союзника, как и на Севере. Вторая зона прочного мира, созданная Добрыней в 985 году, продержалась более ста лет. И с усобицами в державе после этого было наконец покончено.

Почаина. Так называлась речка под Киевом (теперь она давно в черте города и под землей), на которой, по летописным данным, совершалось крещение киевлян. В былине она именуется Пучай-рекой, и именно на ней происходит бой Добрыни с огненным Змеем. “Былина “Добрыня и Змей”, — пишет Б. А. Рыбаков, — вне всяких сомнений, отражает победу над язычеством, над самыми жестокими, кровавыми элементами погребального ритуала и культа богов, требовавших человеческих жертв”.

Ряд атрибутов Змея, с которым борется Добрыня, напоминает Перуна, чьи идолы были окружены грандиозными кострами, на которых сжигались жертвы, в том числе и человеческие. Характерно, что былина приписывает, таким образом, победу над Перуном и крещение Руси не Владимиру, а Добрыне. Это тем более примечательно, что, по сведениям некоторых летописей, Добрыня совершил несколько поездок по Руси с первым русским митрополитом Леонтом, ставя на местах епископов, сверг идол Перуна в Новгороде — словом, принимал активное руководящее участие в введении новой веры.

Победа и мир 985 года позволили Владимиру и Добрыне заняться неотложными внутренними делами. И первым из них было низложение Перуна, “бога-волка”, покровителя “князей-волков” Игоря и Ярополка. Не забудем, что притеснения, которым подвергался русский народ, расправы над Древлянским домом и свободолюбивыми землями, варяжский деспотизм совершались и оправдывались именем Перуна Полянского. И если после 980 года усобица в державе затянулась еще на пять лет, Владимир и его враги равно видели в этом “перст Перуна”, желавшего победы не Руси, а ее врагам. Жить с таким верховным богом, наследственным врагом Добрыни и Владимира, дальше было нельзя.

Правда, Перун являлся покровителем Святослава (почему сначала и был оставлен Владимиром в своем пантеоне). Но ведь бог не уберег Святослава! Символично, что, когда киевский идол Перуна свергли, его не только выволокли в реку и били, но и выпроводили по специальному приказу Владимира за днепровские пороги, туда, где погиб Святослав.

Низлагая Перуна, Владимир и Добрыня не могли заменить его своими испытанными богами-покровителями, солнечными богами Хорсом Новгородским и Даждь-богом Древлянским (от них идет былинный эпитет Владимир Красно Солнышко, равнозначный тогда титулу Владимир Новгородский и Древлянский), это означало бы перенесение столицы в Коростень или Новгород (что по государственным соображениям было неприемлемо). Возникла необходимость в новой вере. Добрыня и Владимир выбрали христианство.

При этом были сохранены важные союзы Руси с языческой Швецией и мусульманской Булгарией. Но у Руси появился союзник и на Западе — христианская Чехия (где тогда было не только латинское, но и славянское богослужение). Союз Владимир закрепил вторым чешским браком (первая жена “чехиня” была у него еще в Новгороде) — с Малфредой Чешской.

Имея надежных союзников на Севере, Западе в Востоке, установив в стране веротерпимость (не распространявшуюся лишь на “предателя” Перуна), Русь могла наконец перейти к решению важных задач на Юге. На третий год после крещения Руси (как пишет автор XI века — монах Иаков) Владимир и Добрыня двинули русские войска в поход на Корсунь.

Херсонес и София Новгородская. Корсунь — русское название греческого города Херсонеса (сейчас его руины и раскопки — хорошо известный туристский объект вблизи Севастополя). Город принадлежал могущественной Византийской империи. С ней у Руси имелись свои счеты: Византия не выполняла обязательства по различным соглашениям, уклонялась от признания за Русью ранга великой державы. Важно было также расстроить крайне опасный для Руси давний византийско-печенежский союз.

Не ввязываясь в большую войну, Владимир осадил и взял Корсунь, предметно продемонстрировав этим бессилие надменной Византии удержать против русских войск свой важнейший крымский порт и военную базу. Корсунь был возвращен Византии взамен важных политических уступок: Византия принуждена была отдать Владимиру в жены принцессу императорского дома, заключить союзный договор с Русью, отказаться от союза с печенегами. Русский брак византийской принцессы Анны означал признание полного равенства ранга обеих великих держав. А если учесть, что Византии пришлось закрыть глаза даже на то, что христианин Владимир, беря за пример библейских царей Давида и Соломона, оставался многоженцем (благочестивые легенды это потом старались затушевать), становится ясным, что условия мира были фактически продиктованы Русью.

Руководящая роль в Корсунском походе, как в Киевском и Булгарском, принадлежала Добрыне. Это видно из того, что в 989 году в честь Корсунской победы были одновременно заложены два собора: один в Киеве, посвященный Богородице (Десятинная церковь, погибшая при нашествии Батыя; ее развалины находятся возле здания Исторического музея), а другой — в далеком Новгороде (тринадцатиглавая дубовая София Новгородская). И, как это ни покажется невероятным, новгородский храм был закончен и освящен на шесть лет раньше киевскою!

Воздвижение и освящение первого русского собора именно в Новгороде означало признание огромных всенародных заслуг Новгорода и Добрыни. Владимир был обязан им своим троном, а вся страна — и Корсунской победой, и новой, более гуманной, верой, и благотворным княжением Владимира.

Бесчисленные туристы посещают ежегодно каменный собор Софии Новгородской, воздвигнутый в середине XI века. Но мало кто обращает внимание на то, что храм существовал еще с 989 года, что до каменного собора в Новгороде стоял дубовый, сгоревший в 1049 году. София — Премудрость была небесной покровительницей Новгорода с самого момента крещения. “Где святая София, там и Новгород”, — говорили потом века новгородцы; изображение Софии чеканилось на монетах, а сам Новгород считался “домом святой Софии”. Все это восходит прямо к Добрыне.

Дубовая София Новгородская стояла несколько южнее нынешней каменной (о точном месте ее ученые спорят: по мнению одних, — в южной половине Кремля, по мнению других, — там, где высится памятник Тысячелетию России). Возле нее проходила Добрынина улица. София Новгородская, по-видимому, заложена самим Добрыней (храмы политического значения закладывали в те времена всегда хозяева земель). Она служила не только главным храмом Новгородской земли, но и личным храмом Добрыни и фамильным храмом династии Добрыничей, наследственных посадников Новгородских, некоронованных владык Новгородской земли.

В этой династии прославились в XI веке Константин (сын Добрыни) и Остромир. Имена Добрыни и Константина не раз встречаются и позже в списке новгородских посадников; вероятно, они были династическими, фамильными.

Видимо, дубовая София Новгородская послужила и усыпальницей Добрыни (сведений о дате его смерти и месте погребения в летописях нет, что объясняется конфликтом с Добрыничами позднейших князей, отошедших от народной политики Владимира). Выбор в покровительницы Новгорода именно Софии — Премудрости мог быть в момент крещения Руси связан с мудростью Добрыни и Новгородской гегемонией в державе.

Богатырские заставы. Назавтра же после Корсунской победы над Византией Владимир и Добрыня принялись за решение одной из самых тяжелых проблем — печенежской. В летописной статье 989 года можно прочесть: “И сказал Владимир: “Плохо, что мало крепостей вокруг Киева”. И стал ставить города по Десне, и по Остру, и по Трубежу, и по Суде, и по Стугне”. Вдоль пяти рек, впадающих в Днепр, стали вырастать пять поясов крепостей.

Все пять рек текли в Полянской земле. Но южная граница ее была открытой и беззащитной: Рюриковичи пренебрегали ее обороной, а Свенельд и Ярополк, видимо, просто видели в печенегах желанных союзников против свободолюбивого русского народа. Только Владимир Древлянский оградил наконец Полянскую землю (а с ней и всю Русь) надежным щитом крепостей от печенегов. “Тысячи русских сел и городов, — пишет Б. А. Рыбаков, — были избавлены от ужасов печенежских набегов”. И сам Киев, столица державы, впервые был выведен из-под прямой угрозы удара степных захватчиков.

Печенежский хан, взбешенный тем, что на беззащитной прежде русской границе начал вырастать неприступный барьер крепостей, тут же начал войну против Владимира. Она затянулась на много лет, была для Руси тяжелой. Не раз еще удавалось печенегам прорываться почти до Киева, но все усилия хана оказались тщетными — помешать строительству крепостей он так и не смог.

Посетите любой из старинных городов, стоящих на этих пяти реках (например, Чернигов, Остер, Переяслав-Хмельницкий), или развалины древних крепостей на них и на этом участке Днепра — знайте, их укрепляли и охраняли богатыри Владимира Древлянского. Поезжайте и в село Белгородку на Ирпене (в 20 минутах автобусом от Киева) — летописный город Белгород, третью столицу Древлянской земли, придвинутую Владимиром под самый Киев, чтобы она служила оплотом против враждебного Полянского боярства.

В Белгородке работают сейчас археологи. Там сохранились по сей день валы Владимира, которыми обнесено более ста гектаров. Недаром печенеги настойчиво пытались взять Белгород осадой или штурмом, но так и не смогли одолеть неприступную древлянскую твердыню. И прямо на этих валах Х века вы увидите местами доты Великой Отечественной войны — она сражалась и в 1941 году, твердыня Владимира! Она задержала танки Гитлера на несколько недель, как задерживала когда-то полчища печенегов.

Крепости, ограждавшие Киев и Русь, были воспеты народом в былинах — как богатырские заставы Владимира Красно Солнышко. Их поэтическим воплощением и является та богатырская застава, в которой мы видим Добрыню на картине В. М. Васнецова.

Все эти богатырские заставы справедливо связаны с именем Добрыни. С его долгой борьбой и победой. С его Древлянской землей и древлянской политикой. С его новгородцами, посланными в гарнизоны новых крепостей Юга. И с его прямым участием в создании и обороне этих рубежей.

Не случайно он изображен рядом с крестьянским сыном Ильей Муромцем. Обороняли эти богатырские заставы не наемники, а русские — свободные горожане и крестьяне. Опора на них, на их оружие, была наследственной древлянской политикой. Добрыня и Владимир смело выдвигали простолюдинов в бояре. Летопись говорит, что за подвиг в бою, принесший победу над печенегами, Владимир возвел в бояре не только юношу-кожемяку, но и его отца, за то, что тот воспитал сына-героя. Эпоха Добрыни и Владимира, “былинное время Руси” (по словам Б. А. Рыбакова), не случайно была и временем Микулы Селяниновича и Ильи Муромца (кстати, это, видимо, тоже не сказочные фигуры, а реальные люди)—“мужицкого боярства” Древлянского дома, боевых соратников Добрыни, его богатырей, закаленных в борьбе за счастье народа.

С ними вместе Владимир и Добрыня сражались, с ними они собирались на знаменитые богатырские пиры, где праздновались победы и обсуждались государственные дела, пиры, воспетые и в летописях и в былинах. Политика Добрыни и Владимира была одновременно патриотической и демократической. Послы Мала гордо говорили в Киеве, что их князья “распасли” Древлянскую землю. Сын и внук Мала Древлянского “распасли” всю Русскую державу, навели в ней образцовый порядок, правили, опираясь на доверие народа, на оружие народа, на политическое полноправие народа.

И поэтому память о Добрыне и Владимире была пронесена народом сквозь все последующие века феодального гнета. Былина запомнила Добрыню навеки. Спустя тысячелетие образ его вдохновлял А. К. Толстого и В. М. Васнецова, он дорог нам и сегодня. Добрыня вечно стоит в богатырской заставе, защищая свободу и счастье Руси!

Задачи туристских организаций. На этом я кончаю мой первый опыт необычного туристского маршрута по следам Добрыни Никитича. И снова слышу голос полемически настроенного читателя:

“Да, это действительно интересно. Но как осуществить такой маршрут? Неужто пускать туристские группы по столь огромной территории, да еще по нескольку раз возвращаться то в Киев, то в Новгород?”

Я убежден, однако, что из затеянного мной путешествия по следам великого человека многое практически вполне осуществимо. Нет, я не предлагаю создать в точности такой маршрут. Но туристские организации трех союзных республик и некоторых областей могут включить в свои маршруты места, связанные с памятью Добрыни.

Как конкретно это сделать, видней на местах. К тому же краеведы смогут, вероятно, дополнить мой маршрут по следам Добрыни. Нужно только помнить указание Б. А. Рыбакова, что объявление Добрыни уроженцем Рязани, встречаемое в одной былине уже XVI века, недоразумение. Зато в маршрут, несомненно, входит Москва, ибо знаменитая картина В. М. Васнецова висит в Третьяковской галерее, в Москве же находится и Дом-музей художника, где она была написана и где есть также картина, изображающая бой Добрыни со Змеем.

Напомнить о тысячелетних благородных традициях отечественной истории и литературы, сделать так, чтобы для тысяч и тысяч туристов образ Добрыни ожил, — задача патриотическая, увлекательная и вполне осуществимая.

<< Назад  Далее >>

Вернуться: Ветер странствий / №7